Самая желанная - Натали Андерсон
— А Фиорелла?
— Гувернантка держала ее при себе и все время чем-нибудь занимала. Она была в порядке. Но отец весь ушел в работу, став еще более строгим, и контролировал нашу жизнь до мелочей. Думаю, таким образом он справлялся с ситуацией.
— А как ты справлялся с ситуацией?
Алек пожал плечами:
— На самом деле никак.
— Никак?
— Ты имеешь в виду мою социальную жизнь? — спросил он, чувствуя себя измотанным и до странности обиженным таким предположением. — Возможно. Я ни о чем не думал.
— Возможно, в этом все дело. Если ни о чем не думаешь, это не причиняет боли, да?
Алек почувствовал себя словно лишенным кожи. Возможно, она права. Возможно, это был не простой побег. Он хоронил разочарование и горе. Но ему нравилось быть принцем-плейбоем. Ему нравилось давать всем и каждому понять, что никогда не остепенится. Только потом умер отец, и вступило в силу то глупое требование. Он был вынужден вступить в отношения, которых никогда не хотел. И до сих пор не хочет. Или что-то изменилось?
— Значит, теперь ты управляешь этими конюшнями, скорее, племенным заводом. — Она огляделась. Это еще один способ справиться с ситуацией — укрепить и расширить ее наследство, продолжить дело, которое она так любила, когда была жива.
Алек с трудом сглотнул, не в силах говорить.
— И ты освободил Фиореллу от королевской ноши.
— Конечно. — Алек снова обрел способность дышать. — Это было легко. Она не должна быть привязана к Трискари, так же как…
— Как ты.
— Это судьба. — Алек снова пожал плечами. — Случайность рождения. Теперь я просто должен делать свою работу наилучшим образом.
— Тебя волнует, справишься ли ты с работой? — Хестер искренне удивилась. — Ты серьезно?
— А ты сомневаешься? — Алек усмехнулся. — Разумеется, я беспокоюсь, что буду недостаточно хорош. Если ты перворожденный принц, значит, станешь королем. Это очень большая работа, которая начинается с момента твоего рождения и отнимает каждую минуту твоего времени. Я это говорю не для того, чтобы вызвать твое сочувствие. Я знаю, что обладаю большими привилегиями, и намерен сделать все возможное для своей страны.
— Ты уже делаешь. Люди тебя любят. Они спрашивают твое мнение и доверяют ему. Тебя все любят. И все знают, что ты делаешь только лучшее для своей страны. Ты не эгоист, Алек. — Она сделала паузу. — Ты отдаешь всю свою жизнь служению долгу.
Он покосился на собеседницу.
— А я-то думал, что я бездельник-плейбой.
— Возможно, ты им и был, когда тебе удавалось урвать минутку для себя, но в основном ты делал то, что должен был делать. Ты станешь хорошим королем. Но ты важнее, чем корона…
— Я знаю, — перебил он, протянул руку и нежно убрал упавшие на ее лицо волосы. — Ты не волнуйся. С моим эго все нормально.
Хестер не была в этом уверена.
— Но ведь это изоляция, разве нет? — спросила она. — Жизнь с горем.
Его глаза стали круглыми.
— Я не…
— Да. Ты живешь с горем. О своей матери. О жизни, которой никогда не сможешь жить.
По непонятной причине во время этого разговора ее собственное вечное одиночество исчезло.
— Я горюю по жизни, которой могла бы жить, не произойди несчастный случай, — сказала она в приступе честности. — Я была в библиотеке, читала интересную книгу и ждала, когда они меня заберут. Но они так и не приехали, и я больше не попала домой. Меня отвезли в полицию, а через несколько часов приехал дядя и забрал меня. Спустя пять часов полета я приземлилась в месте, которого не знала, и встретилась с людьми, которые меня не хотели.
Алек смотрел на нее, и на этот раз в его глазах было столько нежной заботы и сострадания, что у Хестер сжалось сердце. В общем, ее жизнь была не так уж плоха. Во многих отношениях она была счастливой.
— Мои родители поженились, сбежав из дома. — Она шаловливо улыбнулась, подумав о романтике их отношений. — Отец был вторым братом, участь которого — поддерживать место семьи в обществе. Его семейство отличалось снобизмом. Моя мама была новым человеком в городе. По их мнению, она не была ровней их сыну. Папа и мама встретились в школе и полюбили друг друга с первого взгляда. Но когда она забеременела, давление со стороны семьи папы стало настолько сильным, что они сбежали. Они жили где придется, работали на сезонных работах, едва зарабатывая себе на еду и крышу над головой. Они отчаянно старались удержаться на плаву и сохранить меня вместе с ними. Им это удалось. Они любили друг друга и любили меня. Они не могли позволить себе многого, и все, что могли, отдавали мне. Так что… — Хестер улыбнулась, — я тоже избалованный ребенок, Алек.
— Милая моя, — хрипло пробормотал он. — Я несказанно рад это слышать.
— Понимаешь, у нас не было ничего, но у нас было все. И мы никогда не ездили в тот город, где раньше жил мой отец. Так что после несчастного случая, когда выяснилось, что я все-таки есть, горечь и злость не стала меньше. Я никак не вписывалась в их общество. Я была больше похожа на маму, чем на папу. У меня были — о, ужас! — ее лисьи глаза. Я была плотью той, кто украла его из семьи, и уже одно это делало меня исчадием ада. Мне оставалось только спрятать свое горе в самый дальний уголок своей души. — Хестер потрясла головой. — Я полностью ушла в учебу, надеясь, что это поможет мне освободиться от них, и в конце концов так и получилось, но только после того, как я попала в университет. А до того… я всячески старалась держаться от всех на расстоянии, и это у меня неплохо получалось. Я сложила все свои сокровища в маленькую деревянную коробочку и подолгу гуляла, никогда не забывая взять ее с собой.
— Прогулки? Они помогали тебе чувствовать себя лучше? — Алек усмехнулся.
— Да. В основном. — Она засмеялась. — Но пару раз я убегала.
— Ты не должна думать, что бегства следует стыдиться или что оно — признак трусости.
— А разве это не так? Наверное, я должна была уметь постоять за себя или бороться за то, чтобы меня услышали.
— Как ты могла это сделать, если их было много, а ты одна? — Алек покачал головой. — Я думаю, то, что ты сделала, было мужественнее.
Алек не знал, что можно чувствовать
