Ким Лоренс - Истинные мотивы
— Я не имею ничего против спален. — Ева полностью расслабилась.
— Тогда дай мне путеводную нить, — пошутил он, улыбаясь. Странно, он хотел поделиться с нею всем, кроме ее собственного тела.
«Ее губы созданы для поцелуев», — думал он, лаская их взглядом.
Он был нетерпелив, как мальчишка. Во всем, что он делал с Евой, чувствовалось что-то новое и абсолютно лишенное той злобной скуки, которая одолевала его последнее время.
«Дай мне путеводную нить»! Вдруг ей пришло в голову, что он ожидал услышать нечто большее, чем просто «вторая дверь налево».
Как раз в этот момент Дрю открывал ногой дверь. Ее веселье заставило его остановиться и озадаченно посмотреть на Еву.
— Что случилось?
— Моя путеводная нить или, вернее, ее отсутствие — это притча во языцех.
Казалось, Дрю согласился с ее объяснением. Ева знала, что бесполезно откладывать неизбежное, но старалась не думать об этой проблеме. Было гораздо легче предаваться всем этим новым чудесным ощущениям. Ей так не хотелось портить себе настроение!
— Не смейся, сосредоточься. Я полагаюсь на тебя.
— Надеюсь, я тебя не разочарую. — Она улыбалась, но в ее глазах был проблеск беспокойства. — Я могу пойти и сама, — начала было она, а он уже шагал по лестнице через две ступеньки, неся ее как пушинку. — Моя комната — вторая дверь налево.
— Пути назад нет? — Дрю прижался спиной к двери ее спальни, глядя прямо ей в лицо.
Он, очевидно, понял, что она чем-то обеспокоена, но интерпретировал ее заботы по-своему: наверное, думал, что у Евы начнется приступ раскаяния перед последним препятствием.
— Это был путь… путь назад, — сказала она. Он слегка склонил голову, резко выдохнув.
— Хорошо, — просто сказал он и толкнул спиной дверь. В темноте Дрю на ощупь нашел выключатель, и через секунду его губы прижались к ее губам. Спустя несколько минут он поднял голову, чтобы отдышаться. Положив голову на его плечо, Ева глубоко вздохнула.
Делая вместе с папой ремонт в этой комнате, она думала, что сочетание бледно-розового и серого тонов было последним писком моды, и действительно, ей завидовали все ее друзья. Но тогда ей было только шестнадцать. Сейчас можно было с полной уверенностью сказать, что стиль не выдержал проверки временем. Мягко выражаясь, комната выглядела поблекшей. Интересно, как бы Дрю оценил ее дизайнерскую работу?
Она оторвала голову от его плеча, чтобы понаблюдать за его реакцией, но он, казалось, не проявлял особого интереса к интерьеру. Все его внимание было сосредоточено на ней. Он пожирал ее глазами, камень и тот рассыпался бы под таким взглядом. Никогда прежде она не чувствовала ничего подобного, когда нежно покусывала его пальцы, ласкавшие ее губы.
Дрю со всего размаха налетел на край ее двухъярусной кровати, и это на несколько минут отвлекло его. Поэтому Ева не сразу оказалась лежащей на розовом стеганом одеяле. Она обнаружила, как сильно она ненавидит розовый цвет спустя полгода после ремонта — так, как и предсказывала ее мама. Ее родители всегда считали, что нужно позволять своим детям делать ошибки, а потом жить с ними! Из-за стесненного материального положения Еве пришлось мириться со своими ошибками гораздо дольше, чем предполагали ее родители.
Дрю прищурился.
— Ты любишь розовый цвет?
— Я привыкла к нему.
«Наверное, она проводила ночи в комнате этого бородатого типа. Неудивительно, что она не хотела делать еще один ремонт».
На его лице появилось брезгливое выражение, заставившее Еву понять, насколько жалкой и безвкусной была ее комната. Она застыла в его руках.
— Мы могли бы выключить свет, — предложила она, в ее голосе слышалось оскорбленное достоинство, — если твое либидо не действует в таких условиях. А если тебе нужен свет свечей и очарование ночи, то мы, не раздумывая, назовем это время днем! — грубо сказала она.
Очевидно, эта фраза развеселила его, и он хрипло вздохнул от избытка чувств. Дрю медленно опустил ее на ноги. Плавность его движений и рука, лежавшая на ее пояснице, показывали, насколько активным было его либидо!
— Эта проблема подавляет мои сексуальные инстинкты, но никак не возбуждает. — Она извивалась, как червяк, пытаясь вырваться, но он не позволял ей сделать это. — Большая проблема, — добавил он со злобным блеском в глазах.
Ева с облегчением вздохнула, когда он перестал смотреть ей прямо в лицо. Ее чувства полностью зависели от выражения этих лазурных глаз. Дрю рассматривал ее кровать.
— Ты хочешь быть наверху или внизу? — Он криво усмехнулся, заметив, что цвет ее лица сравнялся с цветом обоев. — Я имел в виду, на каком ярусе? — торжественно произнес он. И, засмеявшись, снова поднял ее на руки. Безо всякого предупреждения он сел на нижний ярус кровати и посадил Еву рядом с собой. — В порыве страсти здесь можно получить сотрясение, — заметил он, рассматривая верхний ярус, который был в нескольких сантиметрах от его головы.
«Почему? Что он собирается делать?» — думала она.
— Дрю… — с беспокойством в голосе начала она. Ева не смогла закончить фразу, потому что он лег на бок и положил ее на кровать.
— Не говори пока ничего, ангел. Только дай мне вылезти из всего этого. — Он начал неуклюже стаскивать пиджак со своих широких плеч. — Ты меня давно сводишь с ума, ты знаешь это? Ну вот, — сказал он, наконец-то освободившись от пиджака. — И хирург еще не нужен, — сухо пробормотал он сам себе.
— Хирург? — Он уже полностью расстегнул рубашку. Вид показавшейся из-под рубашки узкой затененной полоски его мускулистой груди вызывал у Евы эротическое возбуждение.
— Так, одна старая шутка.
— Сейчас не время что-то скрывать друг от друга, — старалась она узнать тайну. Ева видела его, но сама была скрыта тенями, и это создавало иллюзию безопасности. Ее иллюзии вдребезги разбились, когда он заговорил.
— Однажды Лотти сказала, что мой костюм придется снимать с помощью хирурга, когда мне будет сорок.
— Так, может, у меня есть еще несколько лет в запасе?
Он встал.
Ее резкий вдох, должно быть, был слышен даже там, где он стоял, потому что он замер, держа руки на кожаном поясе. Он напряженно вглядывался в темноту, пытаясь разглядеть ее лицо, но видел только бледное пятно.
«Неужели он думал, что мне это интересно?» — возмущалась Ева.
— Давай договоримся, Дрю. Ты ни слова не вымолвишь о Лотти, когда будешь заниматься со мной любовью.
Он тихонько присвистнул от облегчения. «Могло бы быть и хуже», — подумал он. В обычных условиях он прекрасно переносил отказ: после Лотти ни одна женщина не волновала его настолько, чтобы ее отказ имел какое-то значение для него.
