Дениз Робинс - Пир окончен

Глава 4

Судьба была против Вероны.

Она хотела поступать во всем правильно, поэтому решила не ходить на выставку Стефана, чтобы не обидеть Форбса, даже если очень захочется пойти. И чтобы избежать соблазна, Верона позвонила свекрови и сказала, что могла бы приехать к ней на несколько дней.

Но впервые с тех пор, как уехал ее сын, миссис Джеффертон не была готова выказать свое гостеприимство. Принеся многочисленные извинения, она объяснила, что не отдыхала уже два года и только что договорилась о том, что запрет свой дом и поедет к своим старым друзьям, которые жили в Пензасе.

Филиппа с малышом тоже уезжали морем к своим друзьям.

– И я, – добавила миссис Джеффертон, – договорилась о ремонте в кухне, пока нас не будет. Ее обязательно надо покрасить.

Верона положила трубку. Она была испугана. Ее заставляли остаться в Лондоне. Как могла она удержаться от того, чтобы не пойти на Бонд-стрит в галерею? И как без того, чтобы не выставить себя дурочкой, объяснить таким людям, как близнецы Тернер, свой отказ прийти после многих лет дружбы с художником.

Настало утро выставки, погода неожиданно переменилась к лучшему, и Лондон купался в слабых лучах солнечного света, который говорил о приближении весны, и Верона пришла к выводу, что ей лучше нанести визит в галерею и покончить с этим.

Но она не могла попросить мать сопровождать ее. Верона слишком хорошо знала, с каким подозрением и недоверием миссис Лэнг относится к Стефану.

Вскоре после двенадцати часов, со второй почтой, ей пришло письмо из Греции, которое дало надежду на лучшее будущее. Форбс ожидал перевода оттуда. Он написал об этом в розовых красках. Он не ожидал другого назначения, но боги смилостивились: он узнал, что в марте его пошлют в ставку главного командования в Египте:

«Место называется Фэйд. Оно находится в зоне Суэцкого канала. В своем следующем письме я расскажу тебе о нем больше. Там, в пустыне огромный лагерь, и семьи офицеров живут вместе в бараках. Столовые и комнаты отдыха тоже общие. Я встретил старого знакомого, бывшего, там, и он сказал, что, несмотря на то, что там нет настоящей семейной жизни, это не так уж и плохо. Но прежде, чем тебе разрешат туда приехать, должно пройти еще какое-то время, и я боюсь, что наш срок еще не подошел, моя дорогая.

Как бы то ни было, у этого знакомого жена живет в отеле в Измаиле, который находится в двадцати восьми милях от лагеря, и, может быть, ты приедешь ко мне, как только меня отправят в Египет. Неофициально, конечно, но мы можем это себе позволить. Разумеется, бесполезно строить какие-то планы, пока дело о переводе еще не решено, но я надеюсь, что мы сможем встретиться на Востоке».

К этому был добавлен маленький абзац в обычной робкой манере, присущей Форбсу, выражающий его любовь.

Этого было достаточно, чтобы у Вероны появилась надежда и явное чувство спокойствия. Барак в пустыне, или отель в маленьком городишке, это, разумеется, звучало непривлекательно, но все же было лучше прозябания в одиночестве, без Форбса, с настоящей неопределенностью в голове. Она сразу села и написала воодушевленный ответ Форбсу:

«…если ты можешь сделать так, чтобы я приехала, когда тебя переведут в Египет, пожалуйста, сделай это, дорогой. Я вся дрожу от волнения».

Она опустила письмо в ящик по дороге к Бонд-стрит.

Все было очень неопределенно, но, наконец, этим утром сказала Верона себе, появилась вероятность того, что она присоединится к Форбсу за границей. У нее сильно поднялось настроение, когда она подошла к галерее, где при поддержке Ван Орги Стефан Бест проводил свою выставку.

Волнуясь, Верона зашла в комнату, где висели картины. На билете было написано, что работы Стефана находятся здесь.

Мысли о Форбсе и его возможном новом назначении отошли на второй план. Верона целиком погрузилась в выставку. Прекрасно было смотреть на все эти картины Стефана, висящие на стенах в хорошо подобранных рамах. Верону охватило волнение. Ведь много, даже большинство картин она знала наизусть. Там же был и ее портрет. Тот самый, что она в шутку часто называла «Покинутая женщина». Она стояла перед ним, сложив губы в кривую улыбку, смотря на Собственное увлеченное лицо, томные глаза и ниспадающие волны волос. Как хороши они здесь. Это была одна из лучших работ Стефана.

Там же висела и маленькая картинка «Дьеппская гавань». И портрет Эвелин Тернер и восхитительный портрет Джеффри Хорланда. И старик с копной седых волос. Она помнила это. Этот старик был моделью, которую Стефан нашел на Эмбанкменете и попросил посидеть для него. Морщинистое, хитрое старое лицо. Стефан назвал картину «Человек, ворующий собак» и, рисуя, поймал лукавое, бессовестное выражение маленьких глаз, которые сочетались с доброжелательностью длинной седой бороды и патриархальной улыбкой.

Каждая картина вызывала ностальгию у Вероны – тысячи воспоминаний о Стефане и совсем недавних событиях.

Людей было довольно много. Один из присутствующих оказался художественным критиком одной из крупных газет. Верона узнала его. Толпились те, кого ее отец и Форбс называли «длинноволосые ребята-художники», несколько хорошо одетых женщин и несколько студентов, работавших вместе с Вероной. Разве это не прекрасно. Все они подошли к ней, говорили, что Стефан был «сделан» Ван Оргой, что он будет одним из лучших молодых художников, героем дня (это точно, безо всякого сомнения), что в будущем году картина Стефана будет выставлена в Королевской Академии искусств. А как поживает Верона? Где ее муж? Когда она последний раз видела Стефана?

Верона отвечала на все вопросы легко, улыбаясь. Но ее взгляд скользил по толпе, пытаясь найти там Стефана.

Верона напряженно думала, придет ли он. Она отошла от студентов и стала слушать беседу двух, только что вошедших критиков. Одного из них она видела вместе со Стефаном, они кивнули друг другу головами, и критик подошел к ней.

– Здравствуйте, мисс Лэнг. Конечно вы послужили моделью для того прелестного портрета. Немного покраснев, Верона исправила его:

– С тех пор, как мы последний раз виделись, я успела выйти замуж. Теперь меня зовут миссис Джеффертон.

Критик поздравил Верону и отошел, держа в руке записную книжку и карандаш. Другой критик, с которым он разговаривал раскланивался со своей подругой. Верона слышала, как он сказал:

– Рад, что вы пришли, Лаура. По-моему, этот Бест самый интересный из всех молодых художников. Посмотрите на портрет вон там, – он кивнул на каталог. – Номер одиннадцать. Прекрасный обзор… эта еле видная комната сзади очень выразительна. Что вы скажете? Верона слышала ответ:

– Живо. У него везде вложено воображение. Мне нравится эта четкая прорисовка всех деталей того старика с бородой, а вам?