Дорис Уайли - Хочу вернуть тебя

Фиби поспешила за ним. Ее лицо было мокрым от слез. Мечты, согревавшие ее душу эти двенадцать лет, и проблески надежды, появившиеся несколько минут назад, были в одно мгновение растоптаны.

Фиби не торопилась садиться в машину. Она успокоилась, вытерла слезы и только после этого открыла дверцу автомобиля и бросила беглый взгляд на Бретта. Но его внимание было приковано к приборной доске и рулю. Говорить было больше не о чем.

Ты дурак, Кроуз, сказал сам себе Бретт, когда взглянул на Фиби, уже идя по дорожке к ее дому. Она на мгновение замерла в нерешительности перед входной дверью, бросив на него еще один взгляд, и исчезла в глубине огромного дома. Бретт остался наедине со своим видением — длинноволосой стройной очаровательной девушкой, чей образ он не в силах был забыть.

Дурак, повторил он, садясь в машину. Бретт попытался расслабиться и направил машину в сторону дома, где прошли его детские годы.

С тех пор как Бретт увидел Фиби на похоронах своей матери и заметил грусть и искреннюю боль в ее глазах, он перестал считать себя рациональным и трезвомыслящим человеком. Правда, это не совсем точно определяло его новое состояние. Скорее, он напоминал себе одного из тех идиотов, которых именуют жертвами безрассудной страсти, хотя, может быть, окружающим это и не бросалось в глаза.

Проанализировав события прошедших двух недель, он понял, что от судьбы ему не уйти. Фиби волновала, вернее, терзала его сердце с такой же силой, как и двенадцать лет назад. Это было почти наваждением. Может, действительно все произошло как-то само собой? Но нет, он не мог обманывать себя. Ведь едва приехав в Конуэй, он уже приглашает ее на ужин, обнимает ее, отвозит в заповедный мир их юношеской любви и, наконец, соглашается на попытку вместе с ней разрешить сложную криминалистическую загадку.

Вопреки вспышке гнева по дороге к дому, он все же внимательно выслушал ее доводы и планы их будущих действий по расследованию преступлений. Поддавшись энтузиазму Фиби, он обещал заехать за ней завтра в девять утра, чтобы вместе нанести визит Дорис Флайд.

Да, это можно квалифицировать как окончательное безумие. В Нью-Йорке он сам планировал свою жизнь и не играл начинающего сыщика, а тем более не уподоблялся прыщавому юнцу, теряющему дар речи при встрече с любимой девушкой. Он добился успеха как писатель только благодаря своим амбициям и старомодному трудолюбию. У него была неплохая квартира в Манхэттене, обширный круг друзей, с которыми он мог приятно провести время. Почему он готов все это бросить после одного лишь взгляда Фиби?

Зачем ему понадобилось ворошить прошлое и заставлять ее объясняться. Зачем? Ведь он и так все знал.

Да, он хотел ей сказать, что она прощена, что он любит ее и страдает до сих пор. И хотел в ответ услышать, что она всегда любила его, и только его. Но вместо этого она стала увиливать, бормотать что-то про отца, которого боялась огорчить известием о своих отношениях с ним, Бреттом.

Погруженный в размышления, Бретт не заметил, как подъехал к дому. Разворачивая машину для удобной парковки, он заметил сидящего на ступеньках соседнего дома Кэрка. Бретт поднял в знак приветствия руку, но тот никак не отреагировал. Более того, при виде Бретта он поднялся и скрылся в дверях. Когда городской бухгалтер не желает даже здороваться с вами, это говорит о том, что вы явно не относитесь к числу желанных гостей в этом городе.

Много позже он лежал в постели на прохладных простынях и тупо смотрел в потолок. Конечно, с его стороны было большой глупостью остаться в Конуэе. Надо было уезжать сразу после похорон матери. А он-то надеялся, что возвращение в маленький городок, где прошло его детство, может дать интересный материал для новой книги. Но вместо этого выясняется, что его подозревают в киднепинге, и он вынужден заниматься совсем другими проблемами.

Несколько дней назад он всерьез подумывал, что может начать новую жизнь в Конуэе. Но каким же дураком он был тогда! Бретт закинул руки за голову и вздохнул. Конечно, его тянуло к традиционному образу жизни: он хотел иметь жену и семью. Но ему тридцать два года, и он ничуть не ближе к женитьбе, чем когда ему только исполнилось двадцать. У него, безусловно, были женщины, но отношения с ними как-то сами собой прекращались через несколько месяцев. Сейчас он вспомнил последнюю из них, которую оставил в Нью-Йорке: стройная блондинка с классическими чертами лица и приятными манерами. Но что она дала ему? Ничего. После нее остался холод и издерганные нервы.

А вот думая о Фиби, он чувствовал нежность и теплоту. Но настраивать себя на такой лад ему вовсе ни к чему. Он и так слишком часто думал о ней.

Бретт закрыл глаза и постарался заснуть.

Глава шестая

Бретт вел машину по набережной, вдоль которой тянулся тенистый парк. Ему приходилось постоянно притормаживать, чтобы пропустить снующих туда и сюда пешеходов, переходивших улицу там, где им вздумается. Фиби радовалась, что машина Бретта с откидным верхом, и с наслаждением подставляла лицо потоку свежего воздуха.

Проехав некоторое время вдоль набережной, Бретт свернул в парк в его восточной части, утопавшей в зелени и тишине. Сюда не долетали уличный шум и гомон людских голосов. Этот чудесный уголок, казалось, был создан для влюбленных. Фиби вздрогнула, пронзительная, мучительная боль схватила ее сердце. Много лет назад они с Бреттом, желая спрятаться от любопытных глаз, приезжали сюда. Они бродили обнявшись, смотрели на мерцающие звезды и наслаждались друг другом. Фиби не думала, что когда-нибудь вновь окажется в этом месте и с тем же мужчиной.

— Здесь все по-старому, не правда ли, Фиби? — спросил Бретт, слегка прищурив серые глаза.

Фиби поняла, что он тоже помнит это место и специально привез ее сюда. Она вздрогнула вновь. Неужели ничто не может разрушить возникшего между ними отчуждения? Неужели самые прекрасные воспоминания ее жизни будут неизменно доставлять ей одну лишь боль? Видит Бог, это несправедливо!

Некоторое время они ехали молча; наконец за крутым поворотом дороги показался огромный, покрытый серо-голубой краской дом, где жила Дорис Флайд. Через несколько минут Бретт припарковался перед ним.

Вдоль дорожки из красного кирпича, ведущей к высокой двойной входной двери, росли цветущие кустарники азалии. Дверь, бесспорно являясь образцом великолепия и красоты, была массивна и вид имела самый внушительный. Дом обладал всеми характерными чертами южного архитектурного стиля. Здесь гармонично сочетались и белые колонны портика, и полированное деревянное покрытие пола, и навесной, не без затейливости, балкон. Окна дома выходили прямо на море, но сейчас были плотно зашторены.