Татьяна Савина - Новый лик любви

— Вы так считаете?

«Смешная! Доверчивая. Не злая. Таких грех обижать».

Тремпольцев сделал глоток и горячо выдохнул:

— Ух! Вроде прошло внутрь и назад не просится.

— Ну слава Богу! — откровенно обрадовалась она.

«За меня? Или оттого, что я не заблюю ей всю кухню?» Он вдруг поймал себя на том, что полгода назад такие подозрения даже не пришли бы ему в голову. Уже не в первый раз Павлу казалось, что за последнее время он стал и злее, и недоверчивее. Тремпольцев пытался понять причину этого, и всякий раз приходил к мысли, что мизантроп поселился в нем потому, что его душа дала трещину. Он перестал быть той цельной, хоть и несчастной личностью, какой родился на этот свет. Тогда он снимался, был узнаваем и любим, режиссеры рвали его на части, заманивая каждый в свою комедию. Ну и что с того, что это были только комедии? Человеку нужно время от времени разряжаться смехом, нельзя ведь жить с надрывом. Все лучшие актеры хоть однажды, но снялись в комедийной роли. А кое-кто лишь тем и запомнился…

Присев напротив, Клава улыбнулась:

— Вы ведь даже не знаете, где находитесь!

Тремпольцев едва не расхохотался: «Вот она — моя новая комедийная роль! Я сам и есть персонаж пошлейшего водевиля. Проснуться утром в квартире незнакомой женщины, где-то на краю города, не представляя, каким ветром сюда занесло… Это достойно моего нового образа! Ален Делон в роли спивающейся знаменитости, потерявшей лицо».

— Я похож на Алена Делона? — зачем-то спросил он.

Ее редкие бровки приподнялись:

— Почему вы так решили? По-моему, нет. Вы не обиделись? Мне всегда казалось, что лучше никому не подражать…

— С вами не согласится девяносто процентов женщин. Все они обращаются к пластическим хирургам с просьбой сделать их похожими на кого-то… А если и не идут в клинику, то про себя все равно мечтают, чтобы губы вдруг раздулись, как у Анжелины Джоли, а носик перескочил с лица Николь Кидман. Никому не нравятся собственные носы и рты.

Клава отставила чашку и посмотрела на него с некоторым вызовом:

— Мне нравятся. По крайней мере, они меня устраивают. А что, они ужасны? Я должна их стыдиться?

— Ну что вы!

Такие ситуации Тремпольцев ненавидел. Неужели она полагает, что он мог на это ответить: «Ну конечно! Вам срочно нужна пластическая операция!»? Но внезапно Павел ощутил, что завидует ей. Этой некрасивой женщине, заявляющей, что не стыдится собственного лица. Счастливой женщине, которой было достаточно самой себя…

— Я — артист, — вырвалось у Павла против его воли. — Но меня больше никто не снимает. Потому что я перестал быть уродом, смешившим страну. Я-то как раз стыдился всего, с чем родился.

Она вгляделась:

— Вы сделали… это? — Ее палец обрисовал в воздухе очертания лица.

Тремпольцев взвыл про себя: «Господи, зачем я в этом признался?! Не совсем протрезвел еще, не иначе… Сейчас она рассмеется или начнет проповедовать…»

Но Клава только одобрительно отозвалась:

— Здорово получилось!

— Вы находите? — воспрянул он духом.

— Уж не знаю, каким вы были… Но сейчас на ваше лицо хочется смотреть и смотреть, не отрываясь. Редко такие лица встречаются. — Она усмехнулась. — Но на Делона вы точно не похожи! Он как-то помельче будет…

«Как с ней легко разговаривать, — обнаружил Павел. — Не жеманится, не загружает значимостью своей неподражаемой личности, не сюсюкает… На кого-то она все-таки похожа… Я как будто видел ее когда-то. Или только хотел увидеть?»

Но следом родился испуг: надо бежать отсюда! Из этого гостеприимного дома, от этой женщины, с которой становится все уютнее, еще час-другой, и он вообще не захочет уходить. Зачем ему уходить?

Время от времени Гелю охватывал счастливый испуг: да со мной ли происходит все это?! Она озиралась и не могла восстановить в памяти, каким образом попала в этот, без конца меняющийся калейдоскоп? Благодаря дядиному приятелю, ее взяли на небольшую и несложную роль в новый мелодраматический сериал. Пригласили сняться в клипе давно любимой Ангелиной группы, она познакомилась с актерами, у которых еще несколько месяцев назад не мечтала даже автограф взять. Было бы стыдно сунуться к ребятам с такой рожей… А теперь они наперебой приглашали Гелю выпить кофе или отужинать, но она только благодарно улыбалась и отказывалась — после съемок ее ждал Сережа.

— Куда ты так торопишься? — кричал ей вслед молодой оператор. — У тебя дома дети плачут?

Геля весело обещала на ходу:

— Будут! Когда-нибудь…

И уверяла себя: «От Сережи должны родиться красивые дети». Но думать об этом все же было страшновато. Впрочем, о детях Геля задумывалась редко, пока ее мысли занимал один только Сергей.

Она бежала к метро так, будто поезд мог оказаться последним. И по эскалатору всегда бегом. Как школьница ходила со «сменкой», и переодевала кроссовки, чтобы каблуки не задерживали ее. Даже если удавалось сесть, расслабиться не получалось. Геля еще не привыкла к своему счастью, не научилась думать о нем, как о чем-то само собой разумеющемся. Каждая встреча воспринималась ею, как подарок судьбы, и в голове шумело ничуть не меньше, чем в прошлый раз. Ее изумляло, какой радостью вспыхивают глаза Сергея, когда он замечает ее в толпе.

«Так невозможно сыграть! — говорила она себе. — Он и в самом деле счастлив меня видеть. Господи, разве такое возможно?!»

Перед сном она теперь с наслаждением перебирала мгновения ушедшего дня. Так много счастья… Как страшно, когда так много счастья!

— У тебя такие красивые руки, — как-то сказал Сергей, когда они сидели в парке Искусств. — Я ни у кого не видел таких.

И начал целовать ее пальцы, а Геля едва не взвизгнула от счастья, ведь эта красота принадлежала только ей. Скальпель ее рук не касался. Сережа поднял голову, в глазах его была необъяснимая виноватость. Геля сжала его лицо ладонями:

— Что с тобой?

— Мне иногда страшно на тебя смотреть, — признался он почти незнакомым, глухим голосом. — Такая красавица — и я рядом.

Она ужаснулась:

— Что ты такое говоришь?!

Он улыбнулся, потом поджал губы:

— Я ведь обычный парень, ничего выдающегося. Я тебя просто не заслуживаю.

— Ты?! Обычный?

— Ну а какой же? Ни тебе косой сажени в плечах, ни двух метров роста. Разве сама не замечаешь?

Прижав его голову испуганным, почти судорожным движением, Геля быстро проговорила, целуя светлые волосы:

— Никогда не говори так… Вообще не заговаривай об этом, прошу тебя! Ты не понимаешь, что это для меня значит…

Он вывернулся:

— Что-то особенное? Так расскажи!