Вайолетт Медоу - Любовь по наследству
— Спасибо, — говорю я, выскакивая из кабинета.
Рекламная кампания мгновенно вылетает у меня из головы. Выходя из здания, звоню Оливии.
— А, привет, путешественница! Ну, как впечатления?
— Послушай, ты сейчас очень занята? — спрашиваю я.
— Что-нибудь случилось? — настороженно интересуется Оливия.
— Да нет, просто надо поговорить.
— Это срочно? Я только приехала на сеанс массажа, буду дома часа через полтора.
— Хорошо. Через полтора часа я буду у вас.
Оливия говорит что-то еще, но я уже нажимаю на кнопку, прерывая связь. Полтора часа наедине с раздумьями и воспоминаниями. Полтора часа потуг разобраться что к чему и понять, не наломала ли я дров. Тяжело вздыхаю, покоряясь судьбе, и бреду по шумной улице города, который даже не подозревает о моей странной, горькой и пугающей любви.
8
Оливия смотрит на меня так, будто я сообщила ей, что разыскала призрак Джейкоба и даже премило с ним поболтала.
— Сын… Джейн никогда о нем не рассказывала.
— Поначалу они его не желали знать, потом долго осторожничали. А повзрослев, он стал исследовать обстоятельства той истории, выяснять, как живет мама, ее семья. Джейн, наверное, не слишком хотела, чтобы он с нами знакомился. Но не устояла под напором его просьб — вот и пригласила нас.
— Хм… — Оливия ставит передо мной тарелку с очередным куском мясного пирога и ополаскивает лицо холодной водой. На улице страшная жара.
Я уплетаю угощение за обе щеки, потому что, излив душу, почувствовала себя смертельно голодной. Успокоения же, увы, не приходит. Напротив, меня терзают новые и новые сомнения. В данную минуту, например, я раздумываю, не стоило ли к той строчке на двери приписать «прости». Или «целую». Или то и другое. А может, следовало придумать что-то совсем другое, что не сулило бы ничего конкретного и в то же время дарило бы слабую надежду.
— Вы… договорились поддерживать отношения? — обмахивая свое мокрое некрасиво-прекрасное лицо рукой, спрашивает Оливия.
Уверенно качаю головой.
— Я подумала… ничего хорошего из этого не выйдет. Как-то слишком все странно, попахивает навязчивыми идеями, даже сумасшествием.
Оливия одобрительно кивает, и у меня в душе поднимается бунт.
— По-твоему, мои рассуждения верны?! — с нотками возмущения, противореча сама себе, спрашиваю я.
Оливия берет салфетку и промокает щеки.
— Сказать что-то определенное тут сложно. Но… — В ее взгляде мелькает испуг. — А матери ты случайно ничего не рассказывала?
— Нет. С ней мы еще даже не созванивались. По-моему, мама думает, что я приеду только сегодня вечером. Впрочем, вряд ли она станет засыпать меня вопросами. Такое чувство, что эта моя поездка ее совершенно не интересует.
Оливия приподнимает руку ладонью вперед.
— Она притворяется. Делает вид, что ей плевать, точнее хочет, чтобы ты ни о чем никогда не догадалась.
Усмехаюсь.
— Поэтому ведет себя так, что даже если бы я слыхом не слыхивала про Джейкоба, непременно бы что-нибудь заподозрила.
— Не осуждай ее, — советует Оливия. — Кто знает, что творится в ее душе…
— По-твоему, она до сих пор страдает? — спрашиваю я, вытирая руки.
Оливия пожимает плечами.
— Тут опять-таки не угадаешь. Но, думаю, да, окончательно прийти в себя ей не суждено никогда.
— А что ее мучает? — не унимаюсь я. — Неугасшая любовь, жалость или чувство вины?
— По-видимому, и первое, и второе, и третье, — говорит Оливия. — Всего понемногу.
— Почему же она сбежала тогда от Джейкоба? Вы об этом когда-нибудь разговаривали?
Оливия машет руками.
— Что ты! Когда она вернулась в Сидней, на ней не было лица. Я несколько дней раздумывала, сообщать ли ей о гибели Джейкоба, потом все же решилась и до сих пор об этом жалею. Может, если бы она ничего не знала, жила бы спокойнее. Я в тот же вечер попыталась уверить ее, что к ней эта катастрофа не имеет никакого отношения, но Эмили резко прервала меня и попросила больше никогда не заговаривать с ней о жизни в Америке. — В ее глазах отражается ужас. — Если ты хотя бы смутно намекнешь ей о том, что я тебе все выболтала, Эмили в жизни мне не простит.
— Не беспокойся, — вздыхая бормочу я.
Оливия задумывается.
— Знаешь, я, когда все это случилось, сама все пыталась понять, почему она его бросила. Наверняка, конечно, ничего не скажешь, но, по-моему, Эмили испугалась. Я ставлю себя на ее место и прихожу к выводу, что тоже не выдержала бы такого испытания.
— Испытания подобной любовью? — медленно спрашиваю я.
Оливия поднимает указательный палец.
— Именно! Если судьба одаривает тебя страстью невообразимого накала, наверняка ты рано или поздно задашься вопросом: а что будет потом, когда пыл угаснет? Джейкоб видел в твоей матери богиню, но как бы он взглянул на нее, когда с его глаз спала бы пелена, когда он увлекся бы кем-нибудь еще?
Криво улыбаюсь.
— В лесу было больше некем увлекаться. Разве что оленухами.
Оливия покачивает головой.
— Из леса не одна дорога вела в город. — Она берет меня за руки, легонько сжимает их, заглядывает мне в глаза и смеется своим заразительным звонким смехом. — Ну и угораздило же тебя, а?
— Самой не верится. — Втягиваю голову в плечи, будто замерзла. В такую-то жарищу! — Знаешь, меня не покидает чувство, что я впала в какой-то бесконечный, прекрасно-ужасный сон, что это вроде болезни, которая еще не изучена и от которой нет спасения.
Оливия ласково треплет меня по щеке.
— Будем надеяться, что очень скоро ты проснешься. И жизнь потечет по-старому. Только вот… — Она умолкает и слегка хмурится.
— Что? — спрашиваю я.
— Зачем же ты все рассказала Джонатану? — со смехом спрашивает Оливия, явно стараясь казаться менее обеспокоенной, чем на самом деле.
Пожимаю плечами.
— Это произошло само собой. Я не собиралась рассказывать ему, но по-другому не смогла.
Оливия похлопывает меня по руке.
— Глупая. Иногда просто необходимо лгать, в противном случае мир рухнул бы от непрерывного страдания.
— Что ты имеешь в виду?
Оливия снова идет к раковине и ополаскивает лицо холодной водой.
— То, что мелкие грешки водятся за всяким, так уж устроена жизнь. От постоянного партнера устаешь, тем более если он, как в твоем случае, намного старше, иначе смотрит на мир. Я все понимаю.
— Все понимаешь? По-моему, ты не понимаешь ничего! — восклицаю я.
Оливия становится у меня за спиной и обнимает меня за плечи.
— Я хочу сказать, что даже самые честные люди порой… — Она хихикает.
