Венец безбрачия - Светлана Юрьевна Павлова-Гончарова
Вячеслав снова вздохнул и посмотрел на жену, ожидая, что она поможет ему принять решение.
– Слава, честно, я не знаю… Ты меня просто ошарашил… Я видела, что вы с отцом мало общаетесь, но то, что ТАК вел себя по отношению к тебе… Не знаю… Просто не знаю, что тебе посоветовать в этой ситуации… Тебе еще чаю налить? Только мы печенье доели…
– Стой! – встрепенулся Слава, – нашим теткам на работе сегодня конфеты преподнесли, а они на диету сели как раз. Взяли по штучке, остальное мне отдали – для нашей Машки. Совсем забыл! Сейчас принесу, в сумке лежат!
Слава пошел за конфетами, думая о том, как удачно сегодня получилось сэкономить: и Милочка сладкий презент оценила, и почти полную коробку обратно отдала – ей за фигурой надо следить, – сказала она, смеясь, – лучше дочку свою угости. Или жену…
"Будешь рисовать – окажешься в психушке"
Володя терпеть не мог истерик. Он был абсолютно уверен, что женщины так себя ведут для того, чтобы добиться чего-то от мужчины, чего-то, чего они не добились другим способом. Иными словами, истерика – это манипуляция, не более того. Поэтому женские слезы вызывали в нем лишь раздражение и желание как можно скорее "это" прекратить.
Он и Вику предупреждал об этом перед свадьбой – бесполезно чего-то добиваться слезами, и она, казалось, это поняла. За все годы брака она плакала считанные разы: когда у нее в метро вытащили кошелек, когда сломала руку и когда болела Милана. И каждый раз ей удавалось быстро взять себя в руки, стоило Володе попросить ее об этом.
Но сейчас происходило что-то невероятное, и Володя просто не знал, как реагировать. Во-первых, Вика его просто не слышала, пребывая, казалось, в каком-то другом месте. Во-вторых, она не просто плакала – с ней происходило что-то невероятное и страшное. В-третьих, какой-то манипуляцией тут и не пахло – ну чего она могла "добиться" в этом случае? Просто не рисовать картинку? Слишком мелкая причина и слишком сильная реакция. Володя ничего не понимал, и растерялся. Вика задыхалась.
Он схватил жену в охапку, подтащил к окну и распахнул его. Вику трясло, но Володя крепко держал ее, и вскоре она затихла. Володя отвел ее на диван и сел рядом.
– Прости, – тихо проговорила Вика. – Я никогда не рисую
– Понял уже. Но почему такая реакция? Ты что, не могла просто сказать об этом?
– Я пыталась… но… для меня это больная тема. Я сама не понимаю, почему так реагирую, когда меня заставляют рисовать… Разве что… – и Вика замолчала, вспоминая…
Сколько Вика себя помнила – с самого раннего детства – она просто обожала рисовать. Все свободное время она проводила с карандашом или красками. Уже в детском саду ее рисунки очень сильно отличались от произведений ее ровесников, а в первом классе учитель сразу обратил на нее внимание и предложил заниматься в кружке, а потом и вовсе стал заниматься с ней индивидуально.
Вика побеждала на конкурсах и олимпиадах, и, когда она закончила начальную школу, ей предложили перейти в художественную школу на бюджетной основе: ей прочили большое будущее.
– У тебя талант, твое будущее – искусство, – все как один говорили учителя. Ее натюрморт, с которым она победила на олимпиаде, показали даже в местных новостях по телевизору, а у самой Вики взяли короткое интервью.
– Что ты любишь больше всего на свете? – спросила ее красивая улыбчивая женщина
– Рисовать, – ответила Вика с огромным удивлением: ведь это же так очевидно!..
…И лишь два человека были абсолютно равнодушны к ее увлечению: это ее собственная мать и ее новый муж. Им казалось, что девочка занимается какой-то ерундой, вместо того, чтобы заниматься чем-то полезным. Например, учиться готовить. Ведь именно это является для женщины самым главным: картинками мужа не накормишь.
Наверное, поэтому, снова увидев дочь, склонившуюся над листом бумаги, мать презрительно усмехалась:
– Опять ерундой занимается!..
Краски и кисти она покупала дочери с огромной неохотой: денег в семье было негусто, шли 90-е, всем было тяжело, не до жиру. А тут какие-то краски… И лишь многочисленные звонки преподавателей, их уговоры, а также грамоты и дипломы, которые Вика получала в огромном количестве, могли примирить ее мать с тем, что девочка тратит время "на глупости".
А потом как-то вечером к Вике подошел отчим и сказал:
–У меня через неделю день рождения. Ты можешь мне нарисовать картинку? Я хочу акварельный пейзаж – вставлю в рамочку и на работе повешу.
Вика не верила своим ушам – он попросил ее САМ, он считает ее произведения достойным подарком, да еще и обещал на работе повесить! Невероятно!
Вика думала над сюжетом, советовалась с учителями, выбирала цветовую гамму. И пейзаж удался на славу. Вика написала весенний лес в легкой нежно-зеленой туманной дымке только что раскрывшихся листьев, небо, какое оно бывает лишь весной, речку и небольшую деревеньку на пригорке. От картины веяло свежестью и умиротворением – пожалуй, это была одна из лучших ее работ.
– Очень красиво, спасибо! – отчим был доволен подарком, и даже мать, бросив взгляд на рисунок, криво улыбнулась:
– Ну да. Ничего…
…Прошло несколько дней, и однажды вечером отчим вернулся с работы несколько позже, чем обычно. Он рассказал, что сегодня был банкет в честь заключения договора с американцами – столы просто ломились от деликатесов. И он, как хороший семьянин, решил прихватить домой со стола несколько бутербродов с белой рыбой. Он открыл "дипломат" и вытащил промасленный бумажный сверток, весь в зелено-голубых разводах снаружи. Вика подошла чуть ближе, и почувствовала, что у нее потемнело перед глазами: бутерброды были завернуты в ее картину…
Тогда с Викой случилась первая истерика, да такая сильная, что матери пришлось вызывать "скорую", чтобы сделать какие-то уколы. Потом Вику водили к врачу и назначали какие-то таблетки, от которых сильно хотелось спать, а голова была пустой и тяжелой. Но даже не это было самым ужасным.
Вика точно не знала, было ли это мнением врача или желание матери, но ее лишили рисования. Навсегда. Вике запретили ходить в художественную школу. В обычной школе уроки рисования закончились, так что здесь проблем тоже не возникло.
– Ты слишком остро все воспринимаешь. Слишком трепетно относишься к своим "шедеврам", не способна к самокритике, – сказала ей мать. – Так нельзя. Если так будет продолжаться, ты просто чокнешься. Ты больше не будешь рисовать. вообще. Это для твоей же пользы. Иначе окажешься в психушке…
…Володя был
