Карен Рэнни - Строптивая жена
— Она?
— Именно, — гордо сказал Бичер. — Она всегда контролировала осушение верхних полей. Об ирригации нужно заботиться, и она всегда одобряла строительство новых водоводов. — Он посмотрел на Дугласа. — В них накапливается грязь, да и дерево гниет, сколько бы его ни смолили.
— Вы сами с этим не можете справиться, Бичер?
— Действительно нет, сэр. — Вид у него был изумленный.
Дуглас несколько минут смотрел на него, потом наконец заговорил:
— Скажите мне, где быть и что делать, и я буду действовать вместо леди Сары.
Управляющего явно не удовлетворило его предложение.
— Леди Сара присутствовала при окоте, кастрации, бурении двух новых колодцев. Она обходила все земли Чейвенсуорта в хорошую погоду и в плохую.
— И вы не видите в этом ничего дурного?
— Сомневаюсь, что смог бы остановить ее, сэр, — изумился Бичер. — Леди Сара крайне пунктуальна, когда дело касается Чейвенсуорта. Она не могла бы сделать большего, даже если бы была самим герцогом Херриджем.
— Спасибо, что уделили мне время, мистер Бичер. — Дуглас поднялся.
— Мне в будущем обращаться к вам, сэр? Вы взяли на себя заботу о Чейвенсуорте, поскольку женились на леди Саре?
— Боже милостивый! Нет, я не умею управлять поместьем.
— Но вы будете наблюдать за осушением?
— Я буду делать все, что нужно, пока вы не найдете в Чейвенсуорте какого-нибудь энергичного человека, желающего взять на себя заботы леди Сары. — Он пристально посмотрел на управляющего.
Бичер с трудом сглотнул.
— На мое место, сэр?
— Скажем, вашего подмастерья, которого вы сможете научить управлять Чейвенсуортом, чтобы не рассчитывать во всем на леди Сару.
Бичер ничего не сказал, только медленно закрыл книгу.
— Мне нужно встретиться с экономкой. — Дуглас направился к двери. — Есть здесь короткая дорога в кухню?
— Боюсь, что нет, сэр, — сказал Бичер, его губы сложились в мрачную улыбку. — Идите по зеркальному коридору, сверните налево в главной части здания и спросите любого лакея о миссис Уильямс.
Дуглас кивнул.
— Я буду завтра на верхних полях, — сказал он.
Бичер уперся ладонями в стол и, оттолкнувшись, поднялся.
— Передайте мои соболезнования и наилучшие пожелания леди Саре, сэр. Тяжело терять родителей, особенно в случае леди Сары. Она и ее мать нежно любили друг друга. Подготовка идет?
— Да, — коротко ответил Дуглас, решив сделать своим доверенным лицом миссис Уильямс.
Он оставил Бичера и пошел по лабиринту черных лестниц. Пару раз он спрашивал направление и в результате не обнаружил миссис Уильямс ни в ее кабинете, ни в кухне. Наконец он нашел ее в библиотеке, где под ее руководством стирали пыль с томов, которыми он так восхищался два дня назад.
Взглянув на него, она нахмурилась, потом подошла. На вид она была довольно приятная женщина, но взгляд ее голубых глаз мог пришпилить к месту любого лакея или горничную.
Оставив служанок, миссис Уильямс отвела его в нишу, явно посвященную какому-то предку Херриджей. Но Дугласа не интересовало, что написано на табличке рядом с бюстом пожилого мужчины.
— Мне нужна ваша помощь, миссис Уильямс, — сказал он, вытащив записную книжку. — Леди Сара нездорова. — Дуглас задумался, правильно ли описал ее состояние. — Мне нужно подготовить похороны.
Мир был серой аморфной массой без границ, без четких вех. Не было дверей, окон, лестниц, облаков, звезд.
Не было ни рая, ни ада. Не было неба или травы. Мир, ее мир, был окутан туманом, который Сара не спешила развеять.
«Пожалуйста, пусть туман останется навсегда». Она поднималась с постели лишь для того, чтобы позаботиться о потребностях тела — вымыть лицо и руки, — но усталость одолевала ее, вынуждая снова лечь. Если шесть часов прошли, вот и замечательно — это были шесть часов, когда ей не нужно просыпаться. Она отличала ночь только по тому, как прогибался матрас под весом ее мужа. Ее даже не волновало, что они спят в одной кровати или что порой он притягивал ее к себе, чтобы она могла согреться. Не раз она просыпалась среди ночи, прижавшись щекой к его нагой груди, удивляясь мерному стуку, и только потом понимала, что это его сердце.
В глубине души она была шокирована тем, что рядом с ней голый мужчина, но заставляла тревогу замолчать и, вцепившись в подушку, мечтала снова провалиться в сон.
Дни шли один за другим. Если она не открывала глаза, то в конце концов засыпала. Она просыпалась поесть, когда начинал болеть желудок, старательно сосредотачивалась на тарелке, успокаивала муки голода и снова возвращалась в кровать. Ей задавали вопросы, но она только отмахивалась, а если этот жест становился слишком трудным, просто игнорировала их.
Не раз ее кожу протирали влажным полотенцем, мыло немного пощипывало, если его не смывали сразу. Она не хотела мыться, но протест заглушала щетка с зубным порошком, сунутая ей в рот.
Каждый вечер Дуглас забирал ее из кровати и, сев в высокое кресло у окна, устраивал у себя на коленях. Если она начинала дрожать, он закутывал ее в одеяло. Он вел долгие разговоры с самим собой, иногда о своих алмазах и формуле, которую он открыл — кто бы мог подумать — в Индии.
Сидя у него на коленях, Сара всегда прижималась головой к его плечу, ее губы были совсем рядом с его шеей, и, чуть подавшись вперед, она могла бы поцеловать его.
Какая-то часть ее сознания, возможно, более ясная и логичная, медленно начинала пробуждаться от дремоты, требуя прекратить погружаться в печаль. Жители Чейвенсуорта зависят от нее. Нужно подвести ежегодные итоги работы. Поля должны быть осушены. Конюшни выкрашены. Множество других хозяйственных работ простаивает, ожидая ее пробуждения.
Как долго она спала? Или, если не спала, как долго она оставалась в постели, неспособная предстать перед миром? Недели? Дни?
Как странно, что она этого не знала. Как странно, что она так устала, даже теперь.
— Ты должна вернуться в мир, Сара, — сказал Дуглас, накручивая на палец ее локон. — Как ни трудно это будет, ты не можешь избежать этого. — Он чуть повернул ее, и ее рука сжалась на его шее.
— Я буду помогать тебе. Ты не будешь одна.
Рука замерла.
— Рассказать тебе о поездке в Африку? — спросил он, не ожидая ответа. — Или ты предпочитаешь послушать о Китае?
Ее дыхание было тихим и ровным, он подозревал, что Сара вовсе не спит, а внимательно его слушает.
— Я завидую тебе, — сказал он, сообразив, что это правда. — Ты помнишь свою мать и всегда будешь помнить, а у меня только смутные воспоминания о родителях, о взрослых, которые были в моей жизни, а потом внезапно все сразу ушли. Мне жаль, что моя мать, возможно, не была столь же добра, как твоя. Хотелось бы мне, чтобы мои воспоминания были так же наполнены любовью.
