Ты меня бесишь (СИ) - Евстигнеева Алиса

Сегодня же всё было диаметрально противоположным. Начнём с того, что я изначально приняла официальное приглашение посетить сие мероприятие. Вообще-то я планировала остаться верной самой себе и в этом году, но нынешнее приглашение исходило лично от декана, настойчиво попросившего выступить с речью. Этот год был особенным, потому что встреча выпускников была приурочена к очередному юбилею факультета, и собирались не только отдельными компаниями, группами или потоками, но и огромной толпой выпускников последних десятилетий. Под торжество был снят банкетный зал, по иронии судьбы тот самый, где неделю назад презентовался Завьялов. Ну и самое главное заключалось в том, что ехала я сюда с одной единственной целью — найти Макара.

Вход был свободным, никаких строгих личностей у дверей со списками в руках не было. Наоборот, все улыбались, приветливо друг другу махали, лезли обниматься. Возле гардероба стояли столы для регистрации. И пока девочка-студентка старательно записывала мои данные в бланк, я жадно искала в её записях среди уже прибывших Макара. К моей глубокой печали, моё имя вписывалось на новый лист, где оно оказалось первым.

До начала торжественной части бродила среди людей, вежливо кивая и улыбаясь знакомым из прошлой жизни. Старалась быть спокойной и уверенной, не зная, куда деть руки. Пару раз со мной заговаривали, преимущественно педагоги, и мне вдруг стало грустно за то, что ж я за человек-то такой, который людей боится. На работе это как-то не замечалось: там были трудовые задачи, и я даже не задумывалась о том, что сделать, а что сказать. А тут… Шизанутая Сонечка внутри меня была уверена, что все знают, что она теперь феерически безработная. Доводы разума, конечно, шептали, что никому нет до меня никакого дела, и от этого вдруг тоже становилось обидно.

Вот и понимай после этого саму себя. Смотрят — плохо, не смотрят — ещё хуже. Но нет, глупо злиться на остальных, если сама столько лет от всех скрывалась.

В любом случае всё это отходило на задний фон, потому что страшнее всего было то, что Евича я нигде не видела. Отчаянно крутила головой по сторонам в надежде увидеть знакомую растрёпанную макушку. Время имело странный ход, тянулось как резиновое, никак не желая приближать ко мне приход Макара, при этом неминуемо утекало, лишая меня всякой веры в то, что он всё-таки придёт.

“В Питер поеду”, - упрямо подумала, понимая, что начинаю злиться на Макара за то, что вот так вот легко пропал со всех радаров. Да, я обидела его, но, блин, основания для сомнений у меня всё-таки были. И то, что он вот так легко свернул с намеченного пути заметно било по нервам.

— Как же ты меня бесишь, — шептала себе под нос, не зная, как ещё справиться с эмоциями. Люди всё-таки начинали на меня коситься, но дело тут было далеко не в том узнали меня или нет. Больно уж я походила на зомби, а то и на психически-больную, с выпученными глазами, бродящую средь толпы.

На горизонте замаячило смутно знакомое лицо. Девушка была высокая, сияющая и фигуристая, в сияющем золотом платье. “Лена Тимирязева” — стрельнуло у меня в голове — наша с Макаром одногруппница, и главный двигатель любой тусовки. А ещё обычно она про всех всё знала. Я немного потопталась на месте, наблюдая за тем, как Тимирязева с кем-то разговаривает, а потом махнув на всё рукой, подорвалась и чуть ли не вприпрыжку отправилась к ней.

— Привет, — с приклееной на лицо улыбкой, подскочила к Лене и её компании, среди которых были и наши общие одногруппники.

— О, Соня! Стычкина! — слегка растерянно отреагировала на меня Тимирязева, раньше мы особо не общались. — Ты решила в этот раз всё-таки прийти?

— Решила, да, — с активностью китайского болванчика закивала головой.

Остальные тоже мне заулыбались, начав приветствовать, но получалось ненатурально. Меня так и тянуло закатить глаза и поинтересоваться: “Давно городских сумасшедших не видели?”. По поводу своего внешнего вида я не строила иллюзий, проревев и просуществовав почти неделю на одной воде, я вдруг стала напоминать тень самой же себя, скулы обострились, а вид был болезненно-замученный, и даже Юля с Кариной, проскакавшие вокруг меня с консилером и тональником в руках больше часа, оказались бессильны. Зато в глазах у меня сегодня прям-таки горело чуть ли не адское пламя, ибо, что делать с Евичем, если найдётся, я так и не решила. То ли придушить, то ли зацеловать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Лена провела рукой по своему шикарному платью, вроде бы как без всякого умысла, но то как она смотрела на мой наряд, выдавал её мысли.

А и…. пофиг.

— Ребят, а вы Макара не видели? — на одном дыхании протороторила, еле сдерживаясь, чтобы не зажмурить глаза от волнения.

— Это которого? — удивился один из парней. — Евича, что ли?

— Евича, да! — воскликнула я.

Тимирязева слегка прищурилась.

— Мы его пять лет с момента выпуска не видели. Он обычно не посещает наши сборища, — крайне назидательно заметила она.

— Прям как ты, — гоготнул кто-то из присутствующих, что я, впрочем, легко пропустила мимо ушей, глядя на Ленку.

— Совсем-совсем не ходит? — уточнила с остатками надежды в голосе.

— Нет, он сразу после выпуска уехал куда-то, мы его толком и не видели… — Тимирязева говорила что-то ещё, а я стояла, опустив руки и чувствуя доселе неведомое мне удушье, словно неизвестные раннее путы сковали мою грудь, выбив из неё весь воздух.

— Сонь, а ты чем занимаешься? — вдруг кто-то решил завязать со мной более конструктивный разговор.

Я пожала плечами, из последних сил борясь с волной отчаяния, что уже вовсю захлёстывала меня.

— Ничем, я безработная, — как само собой разумеющееся поговорила, сжимая руки в кулаки. Сонька, ты только не раскисай.

— О как, — вытянулась в лице Ленка. — А мы то думали, что ты себе карьеру уже крутую построила.

Можно было начать оправдываться и утверждать, что была у меня эта самая карьера. Но я поняла, что нет в том никакого смысла. Ребята с вполне реальным шоком смотрели на меня, что окончательно привело меня в себя, порядком разозлив.

— Но, — загадочно прошептала я. — У меня есть замечательная идея для сногсшибательного стартапа.

— Какая? — таким же шёпотом поинтересовались все остальные.

— Козья ферма под Питером. И одежда из ангоры, крашенная офисными маркерами.

Как было несложно догадаться, дальнейший наш разговор перестал клеиться от слова совсем. Но я была только этому рада. Очень вовремя пришло осознание, что это тоже часть освобождения от прошлого. Я ведь, по сути, была не обязана хотеть общаться со всеми. Эту часть своего характера я всегда рассматривала как недостаток, но вот сейчас вдруг подумала, что мне просто так было комфортно. Я ведь умею общаться с людьми? И близкие отношения строить умею. Да не со всеми, но ведь умею… Столько лет корила себя этим, что не могу быть такой как все, а тут вот на ровном месте осознала, что просто не хочу. Или не на ровном? И дело тут вовсе не в том, что окружающие меня люди плохие или наоборот слишком хорошие, просто отношения — это химия, а не физика. Это как с подбором кадров, где каждому своё место.

Дальше стало значительно легче, и даже отправилась в сторону фуршетных столов, ощутив небывалый приступ голода. А потом была официальная часть, где толкали речи ректор, декан, приглашённые гости, студенты-активисты, в которых я узнала себя… Я и думать забыла о том, что мне тоже предстоит выступать с речью, когда кто-то из ведущих объявил моё имя в микрофон. Чёрт, совсем забыла предупредить Андрея Викторовича, что я не самая лучшая кандидатура для столь показательной миссии.

— Стычкина Софья Евгеньевна, — опять повторили в микрофон, и кто-то подтолкнул меня в спину, и я начала неуверенно двигаться в сторону небольшой сцены.

По пути попалась на глаза декану, который просто обалдел от моего костюма.

— А что поделаешь, — беззвучно одними губами пояснила я ему. Наверное, если бы он увидел меня раньше, то непременно нашёл бы способ не выпускать меня на сцену. Но было поздно.