Айлин Даймонд - Ночной шедевр

Поза.

Еще поза.

Наконец, кажется, Сандра угадала.

Щелчок — кадр снят.

Новый щелчок.

Новая поза.

Щелчок…

С каждым кадром Сандра все сильнее сжимала губы, все больше сдвигала брови, все ниже опускала ресницы.

— Стоп, — вдруг скомандовал Ирвин. — Что-то не то.

Он подошел к компьютеру, подключил камеру и хмуро принялся отсматривать снимки.

— Что тебя не устраивает? — холодно спросила Сандра. — Я плохо позирую?

— Дело не в тебе. — Ирвин совсем помрачнел. — Похоже, дело во мне.

Один за другим кадры демонстрировали одну и ту же старательную, начинающую скрипачку. В лучшем случае картинки годились на афишу для ученического концерта.

— Дай посмотрю.

— Ну смотри, если хочешь.

Сандра нагнулась к экрану. Ирвин отодвинулся, стараясь не касаться ее, но невольно прислушивался к дыханию. Мысли и чувства пошли в сторону от работы. Он вздрогнул, услышав неожиданные уверенные слова:

— Кажется, я знаю, что делать.

Не успел Ирвин что-либо произнести в ответ, как раздалось шуршание платья.

— Не оглядывайся, — послышалось сзади, — пока…

Ирвин продолжал тупо листать неудавшиеся кадры.

— Я готова, — громко объявила Сандра. — Объявляется очередной раунд битвы за шедевр!

Обернувшись, Ирвин обомлел.

Развернув тело вполоборота, Сандра стояла в нежнейшем белоснежном кружевном белье, зажав скрипку между плечом и подбородком. Смычок, изящно придерживаемый розовыми пальчиками, не достигая грифа, казалось, был вот-вот готов зацепить и сорвать тонкую бретельку, чтобы скрипка могла всей поверхностью прижаться к теплому женскому телу.

Ирвин схватил камеру.

Нет, эта ночь должна дать результат, должна…

Снова пошел кадр за кадром.

Сандра фантазировала напропалую.

Смычок скользил по телу.

Смычок дерзко вклинивался в кружевные стринги.

Смычок касался колена полусогнутой ноги, словно пытаясь уронить обольстительницу наземь.

Смычок решительной чертой делил тело на верх и низ, словно вызывая зрителя на сравнение, заведомо обрекая его на невозможный выбор наиболее красивой части идеального тела.

Скрипка оставалась прижатой к подбородку, словно не решаясь разделить с обезумевшим от страсти смычком путешествие по соблазнительному телу. Или, может быть, она сразу нашла свое место и не желала его уступать никакому другому ракурсу…

Наконец фотограф, устав, опустил камеру.

Утомленная Сандра оставила в покое и скрипку, и смычок.

Ирвин быстро просмотрел результаты, молча делая выводы. Кадры разнообразно и изощренно передали красоту дорогого белья от одной из лучших фирм, но скрипка со смычком отказались участвовать в этой рекламе, смотрелись чужеродным элементом.

Ирвин сердито хмыкнул.

— Опять не так? — печально спросила модель.

— Неглиже получилось гениально, но при чем тут скрипка? Никуда она не вписывается. Бред какой-то…

— Кто не рискует, тот не пьет шампанское! — раздался звонкий озорной призыв. — Подожди минутку.

Фотограф услышал очередное шуршание за спиной.

— Готово!

Но Ирвин к такой перемене оказался не готов — он едва не уронил камеру. Сандра, сняв лифчик, страстно прижималась левой грудью к скрипке, а концом смычка касалась соска другой груди.

Ирвин остолбенел: сцена напомнила ему не то сеанс стриптиза, не то кадр из эротического фильма. Это было слишком дерзко, слишком смело. Впрочем, Ирвин понял одно: модель готова на все ради того, чтобы фотограф выдал шедевр.

В конце концов, победителей не судят! Воодушевившись этой мыслью, Ирвин возобновил сессию.

Соблазнительность модели становилась все более и более вызывающей. С каждым следующим щелчком Сандра становилась все веселее и веселее, вела себя все свободнее и свободнее. Наконец вдохновенная скрипачка неуловимо изящным движением сорвала тончайшие кружевные стринги и подхватила их смычком.

Забыв о строгих правилах съемки, фотограф впал в творческий раж и был готов снимать модель в любом виде и ракурсе.

Полностью обнажившись, Сандра отважно развернулась к Ирвину и вновь принялась манипулировать скрипкой.

— Стоп! — воскликнул Ирвин после нескольких кадров.

Новый просмотр. И снова вздох отвращения.

— Похоже, я полный бездарь.

— Это почему же?

— Никак не могу соединить в одно целое скрипку, обнаженную фигуру и прекрасное лицо исполнительницы.

— А знаешь что?.. — загадочным тоном произнесла Сандра. — А давай спрячем это нехорошее личико…

— Что ты сказала? — Ирвин оторвался от монитора, резко обернулся к модели.

Сандра улыбалась, слегка прикрываясь руками. Соблазнительность позы так же сильно подействовала на Ирвина, как и неожиданные слова:

— Давай сделаем акцент на ракурсе тела.

Ирвин уставился на модель, быстро соображая.

— Верно! Верно! Что-то в этом есть.

— Давай спрячем лицо в тени. Может быть, от этого оно станет более таинственным и привлекательным…

— Верно! Ведь я всякий раз пытаюсь начать с твоего лица! Я бы сам не решился и не додумался. Как ты догадалась?

— Потому что это и была моя главная тайна, — извиняющимся тоном сказала Сандра. — Видимо, моя красота не может быть передана обычным способом.

— Это точно.

Сандра вздохнула.

— На фотографиях мое лицо всегда превращается в маску. Ничего с этим не поделаешь.

— Теперь понятно, почему именно тебя рекомендовал мистер Кортби в качестве модели.

— А ты что, поступил бы по-другому, когда на твое место ведущего фотографа агентства вдруг претендует какой-то молокосос из глубинки?

— Да я его не обвиняю. Даже наоборот.

— Это как понимать?

— Он свел меня с тобой. Разве этого мало?

— Достаточно.

— Ну и если нам удастся еще сотворить чудо на таком трудном материале, то я буду благодарен мистеру Кортби до конца дней.

— Но мы же с тобой почти победили.

— Давай превратим это «почти» в окончательный и неопровержимый факт искусства.

— Я не против.

И вот наконец произошло то, ради чего была затеяна эта ночная работа.

Изящная форма музыкального инструмента, созданного гениальным мастером, наконец-то слилась воедино с идеальным женским телом. И, казалось, не было и не могло быть в мире ничего более прекрасного.

Сандра, целиком отдавшись поиску наиболее выигрышной позы, смело экспериментировала. Ирвин только успевал щелкать затвором.

Когда модель резко отвернула лицо от объектива и в кадре остались лишь напряженное тело исполнительницы, извлекающей из скрипки не музыку, а саму любовь, всепобеждающую и ликующую, мастер понял, что сумел максимально приблизиться к тому, к чему стремился все эти дни.