Хейди Бетс - Дороже всего на свете

Ее дверь была единственной темной деревянной на этаже. Все остальные были тонкие, выкрашенные в белый цвет, как стены подъезда. У Шеннон же теперь была самая прочная и надежная дверь.

Ключом она отперла замок, и Берк направился за ней. Только в прихожей она опомнилась и постаралась загородить ему вход.

– Ты не хочешь предложить мне войти? – спросил он самым безобидным тоном. Он стоял в дверях в ожидании ответа, не особенно, впрочем, надеясь на него.

Она начала расстегивать пуговицы пальто. Берк вошел следом за ней, закрыв дверь на замок.

– Тебе не стоит задерживаться, – сказала она ему, надеясь, что он поймет эти слова как предупреждение. – Кто-нибудь мог увидеть тебя. Да и твой лимузин у дома – весомое доказательство того, что сюда приехал кто-то важный.

– Меня это не волнует. – Он снял свое длинное пальто и бросил его на спинку стула, раскрашенного во все цвета радуги.

– А напрасно.

Делая большой круг, чтобы обойти Берка, она повесила пальто на вешалку около двери, но ему повесить его пальто не предложила. Когда она повернулась, он стоял рядом, загораживая ей дорогу.

Он не трогал ее, но его глаза обжигали словно угли, бросая ее то в жар, то в холод, зарождая в ней волны желания.

– Почему меня должно волновать, что люди увидят нас вместе? Что какой-то тип подумает, или скажет, или напишет про меня в своей газетенке?

Шеннон с трудом сглотнула, стараясь не поддаться воздействию его слов.

– Может, ты и привык, что твои фото мелькают в газетах и журналах каждую неделю, но я не привыкла. И ты не единственный, кому могут навредить злые языки. Есть еще ребенок, подумай об этом.

– Я просил тебя выйти за меня замуж, – сказал он, беря ее руку. – Это положило бы конец всем слухам, которые могли возникнуть.

– Ты не просил меня выйти за тебя, – поправила она. – Ты сказал мне, что мы должны пожениться, но я не думаю, что стремление избежать внимания прессы – достаточное основание для брака.

Тишина в комнате была убийственной. Его серые глаза стали почти черными.

Она с болью осознала, что ждет от него признания в любви. Если бы она была ему нужна, если бы он хоть раз упомянул, что хотел бы жениться не только для того, чтобы просто оберегать ее и ребенка от назойливой прессы!

Секунды шли, его лицо становилось все более напряженным, и она поняла, что это невозможно.

Но тут он поднял руку и дотронулся ладонью до ее щеки.

– Есть более важные причины для того, чтобы мы поженились, чем внимание прессы.

Сердце Шеннон забилось с надеждой.

– Ты должна признать, что нам хорошо вместе.

Ты мне нравишься, Шеннон. Мне нравится проводить с тобой время, нравится чувствовать, что ты в соседней комнате. И я думаю, что тоже нравлюсь тебе.

Его рука скользнула со щеки на лоб, он провел пальцами по ее длинным волосам. Жар от его прикосновения воспламенил ее, распространился по всему телу.

Шеннон захотела прильнуть к нему, позволить его рукам обнять ее уверенно и мужественно, как умел только он.

Все стало бы так легко.

Когда он наклонил голову к ней и его губы коснулись ее шеи, она блаженно закрыла глаза. Она подумала, что правильнее было бы оттолкнуть его, но никакие логические рассуждения не действовали.

Его губы потянулись к ее уху. Она поднялась ему навстречу, и ее ногти впились в его плечи, когда его губы нашли ее.

Она скучала по его поцелуям. Скучала по нему.

Их единственная ночь оказалась самой запоминающейся за всю ее жизнь.

В его руках она чувствовала себя так, словно погружалась в горячую пенистую ванну. Ей всего лишь хотелось, чтобы между ними было больше общего, а не только рождение ребенка.

Он был достаточно богат, чтобы дать ей все, что только пожелает ее сердце. Но, к сожалению, ее сердце желает то, чего за деньги купить нельзя.

Она любила его, любила отчаянно, но не верила, что он чувствует то же. Ей даже казалось, что слова «любовь» не было в его мыслях.

Она не жалела о том, что согласилась стать суррогатной матерью. У нее не было бы другой возможности встретить его, и она считала, что то краткое время, которое они провели вдвоем, было самым замечательным в ее жизни.

Его поцелуй был ядом, проникающим внутрь.

Его язык двигался и искал ответа. Их дыхание слилось, и чувства захлестнули обоих.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Обвивая руками его шею, она поддалась соблазну. Этим соблазном был Берк Бишоп.

Он оторвался от ее рта и, подхватив ее, перенес на узкую кровать, посадил на край. А потом начал раздеваться.

В течение минуты она просто наблюдала за ним. Руки, грудь, бедра… у него было тело атлета, греческого бога. Все греческие боги воплотились в нем.

И он принадлежал ей. Пусть на один день, на несколько часов, но он принадлежал ей.

Шеннон встала и сделала единственный шаг, который соединил ее с ним. Она накрыла его руки своими и обхватила его талию. Потом слегка улыбнулась и провела ногтями по его животу, словно дикая кошка, чтобы увидеть его реакцию.

Он закусил губы, стиснул зубы и застонал.

Он старался остановить ее блуждающие руки, но она настаивала, проводя ими по его гладкой коже, поднимаясь к плечам, снимая с него рубашку.

Рубашка упала с его плеч. Скользя по золотой пряжке, она начала расстегивать ремень. Ее пальцы проскользнули внутрь, вниз, вниз, вниз.

Она видела, как вздымалась его грудь, и знала, что сама дышит так же прерывисто.

Она целовала его везде, куда только доставали губы.

– Остановись, – с трудом вымолвил он и сжал руками ее запястья. – Я не могу больше.

– Но мы ведь не хотим этого?

Первый раз в жизни Шеннон чувствовала себя сильной. Дико распутной и дико могущественной.

Этот человек, высокий, красивый, богатый, осуществляющий многомиллионные сделки каждый день, самый завидный холостяк Чикаго… этот человек был абсолютно в ее власти. Он дрожал перед ней, умоляя ее остановиться, а его тело просило продолжения.

Когда они занимались любовью в первый раз, он был хозяином положения. Он играл на ней, как на скрипке. Крещендо следовало за крещендо, как в идеальной пьесе.

Теперь была ее очередь. Она хотела быть дирижером, направляющим его чувства и доводящим его до предела.

Мучительно медленно она сняла одежду с его бедер.

Улыбнувшись ему, обхватила пальцами его лодыжки, а затем провела руками по его сильным ногам. Короткие жесткие волосы касались ее ладоней, пока она медленно, очень медленно вела руками по его икрам, его бедрам, вздрагивавшим от ее прикосновений.

Достигнув его ягодиц и впившись в них ногтями, она была награждена низким долгим стоном и прервавшимся дыханием.

– Какой нежный, – поддразнила она, мягко проводя щекой по его телу. – Попробуй держаться за что-нибудь. Дальше будет еще лучше.