Нина Харрингтон - Фея из провинции

— Я не виню Мартинезов. Я никогда их не винила. Они потеряли сына и хотели для Дэна только самого лучшего. А возможно, и для себя тоже.

— А как же ты, Элла? Они хотели, чтобы Дэн рос без матери?

— Не знаю. Но я понимаю, почему они так поступили… Теперь понимаю. У меня ушло на это несколько лет.

— Значит, ты их оправдываешь?

— Нет, — возразила молодая женщина. — Как только я попыталась сосредоточиться на том, что лучше для Дэна, то сразу двинулась вперед. Ведь мне пришлось доказывать, что я могу сама заботиться о ребенке и оплачивать счета. Обеспечить ему дом, школу, медицинское обслуживание. Все это дает постоянная работа. Или счет в банке.

— У тебя что, совсем не было сбережений?

Элла поморщилась:

— Пенсии и сбережения — для тех, у кого есть постоянная работа… Так что для меня эти шесть месяцев были очень трудными. Я покинула Барселону совсем другим человеком, не имеющим ничего общего с той девочкой, которая готова была петь и играть каждый вечер просто потому, что ей это нравилось. Одним словом, я изменилась. Очень. — Она замолчала и посмотрела на Себа, который, затаив дыхание, ждал, что последует дальше. — Короче говоря, я превратилась из девочки, готовой по первому зову сорваться с места, в одинокую мать, которой приходилось отдавать все внимание и время ребенку, если она хочет сохранить его. Мне нужно было найти работу. Причем найти быстро.

— И тогда ты встретила Николь?

Она кивнула.

— Точнее, я встретила одну из ее подруг на джазовом фестивале в Авиньоне. Мои родители выступали там, ну я и поехала туда на поезде вместе с Дэном. Эта женщина спросила, не знаю ли я кого-нибудь, кто мог бы поработать экономкой в доме ее подруги. Ура! Я обожаю готовить. Ну а следить за домом достаточно легко. Таким образом, через два дня у меня была крыша над головой и постоянная зарплата. И в Барселону мы больше не возвращались. Ну вот, теперь у тебя есть краткое жизнеописание Эллы Джейн Бейли Мартинез. Извини, тебе наверняка было скучно. Может, во всем виноват мистраль? Некоторых людей он делает меланхоличными.

— И заставляет бояться будущего?

Элла сжала губы:

— Я не в силах изменить прошлое, зато будущим могу управлять, верно? — Она улыбнулась.

— Значит, ты готова пойти со мной на первый ужин за… Сколько прошло лет? Четыре года? Ну, это просто возмутительно! — Себ заметил ее смущение и улыбнулся. — Как раз сейчас где-то рядом проходит музыкальный фестиваль. Днем я буду в Монпелье — мне нужно проверить несколько ниточек, которые, возможно, приведут к Андре Морелю. Не присоединишься ли ты ко мне завтра вечером — ах да, сегодня вечером, — чтобы послушать музыку и поужинать? Думаю, это может стать первым шагом на пути в будущее. Возможно, ты получишь удовольствие.

— Ты хочешь пригласить меня на ужин? — спросила она, прищурившись. — Если это из жалости, вызванной той печальной историей, которую ты из меня выжал, то — нет.

Себ приподнял пальцами ее подбородок:

— У меня тоже давно ничего не было. — Его голос звучал очень мягко. — Я прошу тебя просто поверить мне. Можешь ли ты это сделать? Поверить, что я хочу быть с тобой?

И прежде чем она успела ответить, он наклонил голову и провел губами по ее губам, коснувшись языком рта. А затем принялся осторожно целовать шею, боясь разрушить ту связь, которая, казалось, уже соединяла их. Потом его губы скользнули по щеке Эллы, и он слизнул соль ее высохших слез.

Чуть отстранившись, он обхватил ладонями ее лицо:

— Так, значит, — да? — И собрался снова поцеловать ее.

В это мгновение дали ток. Свет электрических ламп наполнил комнату ослепительным сиянием. Зажмурившись, Элла спрятала лицо у него на груди.

— Я думаю, это знак, — улыбнулся Себ, крепче обнимая женщину. — Ты сказала сегодня утром, что, вероятно, нас ждет интересный день. Теперь я просто не могу дождаться, что принесет нам завтра.

Себ выключил мотор, откинул голову и закрыл глаза.

Он чувствовал себя вымотанным. И физически, и морально.

После череды событий предыдущего дня ему так и не удалось заснуть, и, проворочавшись несколько часов, он наконец, признав поражение, включил ноутбук и начал разбирать почту. Соединение было медленным. Гораздо более медленным, чем то, к которому он привык.

Сделка с «ПСН-Медиа» еще не стала достоянием гласности, но это пока. В понедельник утром репортеры всех финансовых газет кинутся искать встречи с ним, чтобы взять интервью. И, разумеется, нужно будет сказать о его команде. Мэтт уже сделал запись на видео, но этого, конечно, недостаточно.

Провести весь день, колеся по Лангедоку от одной семьи Морелей к другой, было для Себа неслыханной роскошью, даже если то и дело приходилось отвечать на бесконечные телефонные звонки. Тем не менее выяснить, кто его отец, — сейчас самое важное.

Рассказ Эллы открыл окно для его собственных вопросов. Он мог бы нанять частного детектива и провести подробное расследование. Однако Себ не сомневался, что семья Морель охотнее расскажет ему правду, если он представится как сын Хелен.

И он не ошибся.

Себу удалось собрать клочки воспоминаний тридцатилетней давности в единую картину.

Теперь он знал, что случилось. И почему.

И он спешил поделиться своим открытием с Эллой. Она была единственным человеком, кому он хотел это рассказать.

Ее доверие связало их, и эта связь не оборвется даже тогда, когда он уедет в Сидней.

Себ глубоко вздохнул. Его новости могут подождать. Это его проблемы. Его прошлое.

Элла Мартинез заслужила хотя бы один вечер счастья, прежде чем вернуться к суровой реальности.

Себ подъехал к дому, когда солнце начинало прятаться за верхушки деревьев. В винограднике трещали цикады, у реки пел соловей. А из дома лилась неторопливая фортепианная мелодия.

Элла сидела за роялем в гостиной. Глаза ее были закрыты, пальцы легко скользили по клавишам. Она тихонько подпевала, настолько захваченная музыкой, что не слышала, как к дому подъехала машина.

Ее голос был таким мягким и нежным, что слушать его было настоящим счастьем. Себ был захвачен безмятежной прелестью момента. Даже просто оттого, что он стоял и смотрел на нее, его сердце, казалось, могло разорваться.

На Элле было голубое платье без рукавов — светлый оттенок китайского фарфора. Цвет ее глаз — цвет утреннего неба. В причудливом орнаменте, который шел по подолу короткой юбки, свисающей по обеим сторонам стульчика, были вышиты цветы и птицы.

На взгляд Себа, она выглядела потрясающе.

Это была та самая Элла, которая с самого утра не выходила у него из головы. Себ втянул в себя сладкий воздух сада. Каким-то образом эта изумительная женщина заставляла его делать совершенно неожиданные вещи.