Соблазни меня вновь - Кейтлин Крюс
Рука, которую он прижимал к краю открытой арки, сжалась в кулак.
Кендра восприняла это как знак одобрения. Во всяком случае, это был знак того, что она на правильном пути.
Она положила руку на живот. И подумала о своих отце, брате и матери и о жизнях, которые они для себя выбрали. Затем она вспомнила о своей двоюродной бабушке Розмари, которая отказалась от неприятного ей образа жизни и делала все, что ей заблагорассудится.
«Мы можем сделать нашу жизнь такой, какой захотим», – написала ее двоюродная бабушка замысловатым курсивом на первой странице дневника, который она оставила Кендре для чтения.
Кендра может начать новую жизнь прямо сейчас.
– Давай перестанем думать о других, – мягко предложила она. – Давай думать только о тебе, обо мне и нашем ребенке. Ты станешь отцом, Бальтазар. Я буду матерью. Мы оба станем родителями этого ребенка, а это кое‑что значит. По‑моему, для ребенка это будет важнее всего.
Слова срывались с ее губ, хотя она не понимала, откуда они берутся. Они шли от самого сердца.
Кендра редко рисковала в своей жизни. Она редко на что‑то осмеливалась, за исключением тех случаев, когда дело касалось Бальтазара.
Она подумала о венцах, которые они надевали сегодня, и о кольцах на руках. О том удивлении на его лице, когда он смотрел на нее, пока они оба обнимали руками ребенка, созданного вместе.
Это должно было что‑то значить.
Она вздохнула:
– Давай попробуем стать настоящей семьей.
Бальтазар повернулся к ней, но не подошел ближе. Он стоял, окруженный светом, но его взгляд был мрачен.
Кендра сдержала дрожь.
– Семья, как твоя? – спросил он с тихой угрозой. – Мать, закормленная успокоительными лекарствами. Морально разложившийся отец, который заставляет заниматься проституцией свою дочь‑девственницу, чтобы спасти сына от последствий его собственного преступления. Человек, который не знает границ, не придерживается никаких принципов. Который всегда делает только то, что ему нравится. Какая заманчивая перспектива!
Кендра могла перечислить кучу причин, по которым она не была в восторге от своей семьи, но ей не нравилось осуждение Бальтазара.
– В каждой семье свои проблемы, – произнесла она. – Твоя семья тоже не была идеальной, ты сам так сказал.
Он зашагал в ее сторону. На его красивом лице читалась ярость.
– А ты хочешь знать, почему в моей семье было столько проблем? – сурово спросил он.
Кендра призналась себе, что сейчас не хочет этого знать.
– Когда моя мать вернулась из частной клиники, она пыталась наладить свою жизнь. С моим братом и мной это было легко. Мы любили ее. – Взгляд Бальтазара похолодел. – С нашим отцом она добилась гораздо меньшего успеха.
– Бедняжка, – выдохнула Кендра.
– Мой отец ненавидел мою мать за ее слабость, – сказал Бальтазар. – Прав он был или не прав, но так было. Через некоторое время я стал следующим объектом его ненависти. – Он мрачно скривил губы, и Кендра охнула. – Он сделал из меня свое подобие, Кендра. Константину иногда позволялось своевольничать, но мне – никогда. Мне было проще воспринимать все, что говорит мой отец, как Священное Писание. Моя мать была слабой. Она не заслуживала снисхождения от моего отца. Он считал именно так, и я делал то же самое.
– Убеждения не живут в твоей крови, они живут в твоей голове и твоем сердце, – парировала Кендра. – Дело в том, что это прошлое, Бальтазар. Ты можешь все изменить. Надо только захотеть.
– Если бы это было так просто.
– В жизни ничего не бывает просто. – Она встала на колени, прижимая к себе свадебное платье. – По‑твоему, я нарочно забеременела от мужчины, который сказал, что ненавидит меня?
– Да, – ответил он, задевая ее за живое. – До сегодняшнего дня я предполагал, что ты хотела сделать именно это.
Кендра боялась, что разрыдается. Она не могла этого вынести. Она подползла к краю кровати и встала, надевая платье через голову.
По иронии судьбы она обвенчалась, легла с Бальтазаром в постель и была им отвергнута. Босая и беременная. Это была череда худших ее кошмаров.
Ситуация стала абсурдной, но Кендре было не до смеха.
– Ты правда думал, что я специально забеременела? – переспросила она.
При виде выражения его лица она обняла себя руками.
– Мой отец верил в последствия, – сказал ей Бальтазар тем же мрачным тоном. – Когда я был маленьким, он меня лупил. Когда я подрос, он использовал другие наказания. Иногда он бил моего брата за мои проступки. В других случаях он делал то, что обижало мою мать. Он пообещал мне, что со временем я перестану о чем‑либо заботиться, и он был прав.
– Он был ужасным, сломленным человеком. Какое он имеет отношение к нам и нашему ребенку?
– Он воспитал меня так, чтобы я заботился только о бизнесе, как и он, – продолжал Бальтазар, словно не мог молчать. Будто признания сами срывались с его губ, нравилось это ему или нет. – И я подумал, что он имеет полное право заводить любовниц, потому что он много работал, чтобы создать империю Скалас. А моя мать только и делала, что носилась по дому, изможденная и жалкая.
Его слова были резкими, как пули, но Кендре почему‑то показалось, что он целится из пистолета в самого себя.
– Его друг начал частенько бывать у нас дома, – произнес Бальтазар с резким и свирепым выражением лица. Он стоял так неподвижно, что Кендре захотелось подойти к нему, но она этого не сделала. Она знала, что он не позволит ей обнять его. – Он льстил моему отцу. Он интересовался тем, что делали Константин и я. А потом он закрутил роман с моей матерью прямо под носом у моего отца.
– Но у твоего отца уже были любовницы, верно? – спросила она.
Бальтазар пожал плечами:
– Он не был рациональным человеком, когда дело касалось его желаний. Узнав об их романе, мой отец набросился на них обоих. Он заставил меня и моего брата засвидетельствовать измену, которая, по его словам, повлияла на семью. Мне было шестнадцать лет.
– Бальтазар, – прошептала она.
– Моя мать расстроилась, но говорила, что они влюблены. Что он был добр к ней, а мой отец никогда не был с ней добрым. Что она подпишет любой документ, если он ее отпустит. – Мрачное выражение его лица нисколько не изменилось. – Но его друг только расхохотался в ответ. Он обзывал мою мать и сказал моему отцу, что для него роман с ней был не больше обычной коммерческой сделки. Он ушел, а моя мать рыдала, лежа на полу.
– Вам не
