Ронда Гарднер - Женская солидарность

— Дорогой! Как я рада, что ты вернулся.

— Разлука делает любовь горячее. — Пол поцеловал ее и слегка отодвинулся в сторону, перестав заслонять Энн.

Сирина раздраженно уставилась на нее.

— Ты не сказал, что берешь с собой секретаря.

— Я не знал, что должен перед тобой отчитываться.

— Пол! Это звучит гадко.

— Я так и хотел. Как я понимаю, работу тебе не дали.

— А вот и ошибаешься! — Сирина победоносно закружилась по комнате, волосы облаком поднялись над ее головой. — Хайрам сказал, если хочу, то роль моя… большая, интересная! Удивлен?

Он ответил вопросом на вопрос.

— Значит, Мэри-Джейн тебя теперь не интересует?

Сирина рассмеялась:

— Ты точно сегодня в плохом настроении! Я не собиралась принимать предложение Хайрама. Я хотела получить эту работу, чтобы показать тебе, что мной интересуются и другие люди.

— Ты очень умна, моя дорогая. Ты меня запросто обводишь вокруг пальца.

— Ты можешь сам обвести меня, если захочешь.

Сирина отошла и села на стул.

— Пол, я убежала от тебя четыре года назад, потому что была эгоистичной и глупой. Но я поплатилась не один, а много раз за то, что обидела тебя.

— Дорогая девочка, тебе нет никакой нужды извиняться.

— Нет, есть. Мы никогда раньше не говорили об этом, а это неправильно. Я вернулась, и ты принял меня, более того, мы близки. Но этого недостаточно! Я хочу, чтобы ты не просто занимался со мной любовью, но чтобы ты любил меня.

— Четыре года изменили тебя, Сирина, — проговорил Пол. — Ты не только поумнела, но и стала лучше как актриса.

— Я не хочу, чтобы ты любил меня из-за Мэри-Джейн.

— Но ведь все это связано. Эта пьеса, возможно, моя лебединая песня. Если она провалится, я больше никогда не напишу ни единого слова.

— Ты не можешь так говорить!

— Могу. Я всегда рассматривал свою способность писать, как дар, и если он не приносит успеха, значит, я не умею им пользоваться.

Одним порывистым движением Сирина оказалась около Пола, ее руки обняли его за шею.

— О, дорогой, я так тебя понимаю и пойму еще лучше, если ты будешь мне все рассказывать. Помоги мне вырасти, Пол. Помоги мне повзрослеть рядом с тобой.

— Пожалуй, это нужно нам обоим, — он наклонился и нежно коснулся губами ее лба. — Ты ведь знаешь, ты и есть Мэри-Джейн. Когда я послушал твою запись, я мгновенно понял, что не так в моей пьесе. Тебе было предназначено судьбой вернуться в мою жизнь, Сирина. Я уверен, что меня снова ждет успех.

— Ты и твой успех! Ты ведь богатый человек, Пол, а это достаточное мерило успеха для кого угодно.

Он не ответил и прижался к ее губам.

Когда Энн пришла на следующее утро на работу, Пол не спросил, почему накануне вечером она не подождала, чтобы он отвез ее домой. Энн яростно печатала и злилась на него и на себя. Она ничего для него не значила. Он взял ее к Коре на уик-энд только в пику Сирине, и ей следовало это помнить.

За три дня Энн перепечатала пьесу, пораженная, как далеко отошел он от первоначального замысла. Когда в среду днем Пол вошел в кабинет, через руку у него был перекинут плащ.

— У вас, наверное, пальцы отваливаются, — сказал он с улыбкой. — Почему бы вам не работать немного помедленнее.

— Я хотела закончить ее побыстрее. Если вы подождете буквально минуту, вы получите готовую рукопись.

Энн вытащила из машинки последний лист и, приложив его к остальной пачке, передала ему напечатанные листы.

— Прошу. Пьеса, к вашим услугам!

— Благодаренье небесам, она закончена! — Пол перелистал страницы. — Если я немедленно отвезу ее на Куин-Стрит, то смогу заставить Билла отпечатать в типографии дюжины две экземпляров. Тогда в пятницу можно будет начать репетиции.

— Так быстро?

— В театре так дела и делаются. Одна пьеса сходит, другая приходит. Надеюсь только, что эта будет счастливее, чем последняя, которую они ставили в «Маррис-театре».

— Я тоже надеюсь. Вы над ней крепко поработали.

— Вы тоже поработали. — Он пристально посмотрел на нее. — Идите домой и поспите, а завтра возьмите выходной.

— Спасибо. — Голос ее звучал глухо. — Я весь день, как дурная, чувствую себя ужасно.

— Вы, наверное, простудились в субботу.

Она шмыгнула носом.

— Я не хотела вас подводить.

— Какое самопожертвование! Я отвезу вас домой.

Чувствуя себя слишком плохо, чтобы спорить, Энн повиновалась, и Пол бесцеремонно запихнул ее в машину. Через пять минут он подъехал к ее дому и выключил мотор.

— Есть кому позаботиться о вас?

— Да, спасибо. Хозяйка очень добрая.

Энн вдруг вспомнила, что обещала родителям рассказать ему правду, как только пьеса будет закончена.

— Я хочу вам кое-что объяснить. — Она глубоко вздохнула. — Относительно себя.

— Нет, не сейчас, вы слишком устали.

— Но я должна. — Энн закашлялась, и он, выйдя из машины, открыл ей дверцу.

— Давайте, Энн, вы не можете сидеть здесь и сморкаться. Что бы вы ни хотели сказать, подождет до вашего выздоровления.

Он взял ее сумочку, достал оттуда ключ от входной двери и вставил в замок.

— Отправляйтесь в постель, выпейте что-нибудь горячее с аспирином. Если утром не станет лучше, вызовите врача.

Пол спустился по ступенькам, влез в машину и уехал. Энн заперла дверь за собой и дошла до шоссе. Уныло шмыгая носом, она остановила такси и назвала адрес родительской квартиры.

Десять дней Энн была прикована к постели. Она отболела весь положенный простуде срок, но, выздоровев, оказалась в глубокой депрессии. Она понимала, что ей неизбежно придется выяснять отношения с Полом. Она страшилась его непонимания, опасалась, что расплата за обман будет слишком тяжелой.

Было унылое субботнее утро, когда Энн первый раз встала и на подгибающихся ногах прошла в гостиную. Родители сидели перед огнем, белокурая головка матери прислонилась к седой голове отца. Это была картина такого семейного счастья, что она почувствовала себя лишней.

Анжела вскочила на ноги.

— Дорогая, ты не должна вставать с постели. Я собиралась принести тебе чая.

Энн опустилась на, кушетку.

— Мне надоело быть в моей комнате. Она нагоняет на меня тоску.

— Это пройдет, когда тебе станет лучше.

— Да. — Энн взглянула на отца. — Как идут репетиции?

— Разве Пол тебе не рассказывал?

— Он не знает, что я здесь. Я отправила ему записку, где написала, что побуду у своих друзей, пока мне не станет лучше.

— Надеюсь, ты чувствуешь себя лучше, чем выглядишь.

— Мне все равно, как я выгляжу, — равнодушно ответила она и замолчала, когда отец, поднявшись на ноги и двинувшись вперед, сгорбился, вытянул лицо и стал выглядеть усталым и понурым: одним словом — портрет неудачника.