Джейн Харри - Уберечь любовь

— Может быть, стоит сначала поговорить с месье Оноре?

— Нет, — выдохнула Эмили и вцепилась в одеяло так, что костяшки пальцев побелели. — Я хочу видеть Клода. Или, клянусь, я уйду из этого дома немедленно, и можете потом искать меня в этом диком лесу сколько угодно! К черту месье Оноре!

Эрнстли снова вздохнул, но не стал больше спорить и вышел из комнаты. Эмили расслабленно откинулась на подушку. Она все еще чувствовала слабость, в голове гудело, но мысли были ясными, как никогда.

Кто-то тихо постучал в дверь.

— Войдите! — крикнула Эмили, ожидая увидеть ненавистного Оноре Горгульи.

Но это был Клод. Он медленно вошел в комнату и остановился у двери, не позволяя себе сделать больше ни шага. Она почти не видела его лица.

— Что нам теперь делать? — с горечью начала она.

— А что тут сделаешь, — в тон ей ответил Клод. — Я — сын своего отца, ты — дочь моего отца. Вот и все. — Голос его был бесстрастен, речь замедленна. Он произносил слова так, как будто повторял их сам себе бессчетное количество раз, пока не перестал чувствовать что-либо. — Все остальное — эмоции, — добавил он.

— А когда ты… когда ты узнал?

— Старый друг моего отца позвонил ему в клинику.

— А, старик клерк из банка, — кивнула Эмили.

— Да, отец Дидье, — подтвердил Клод. — Он один из немногих, кто знает, как все было на самом деле. Он понял, кто ты такая, как только увидел тебя. А когда увидел нас вместе, испугался, что может произойти непоправимое… — Клод вздохнул и добавил: — Думаю, мы должны сказать ему спасибо.

— В самом деле? — холодно поинтересовалась Эмили. — Боюсь, я еще не достигла нужной стадии понимания.

— И я, — кивнул Клод. — Боюсь, я тоже не достиг…

— Господи, — Эмили закрыла лицо руками, — я никогда не достигну нужной стадии! Я просто не знаю, что делать. Мне нужно поскорее уехать отсюда. Вернусь домой, там все будет по-другому.

— Нет, — твердо сказал Клод, — это не самый лучший выход. Если кому-то надо уезжать, то только мне. Я прошу тебя, останься. По крайней мере, на неделю-другую… Отец всегда мечтал видеть тебя, заботиться о тебе. Он и так слишком долго ждал. Он очень болен, не лишай его последней радости.

Эмили с удивлением смотрела на Клода. Она уже знала, что он нежный и преданный человек, что он может легко взять на себя заботу о другом и не быть при этом навязчивым… но что он способен ради другого жертвовать своими чувствами… Это было нечто новое. Господи, и такого мужчину ты от меня забираешь?!

— Ты знал о моей матери? Об их отношениях? — Эмили хотелось сегодня же покончить со всей этой историей.

— Я был уверен, что знаю всех его женщин. Моя мама постоянно повторяла: «Вот увидишь, когда я буду умирать, твой отец будет у очередной шлюхи». Бог мой, я даже сосчитать не могу, сколько раз я слышал это в детстве. Но все его пассии были в Кейптауне, Бомбее, Париже. Здесь, на Маврикии, было его убежище. Мама ненавидела наш остров и никогда сюда не возвращалась. Отец отдыхал здесь от своей бурной жизни, пока не встретил твою мать и не влюбился… — Он долго молчал, потом сказал: — После нее у него никого не было. Я бы знал…

Эмили слушала, затаив дыхание. Никогда жизнь ее матери не была от нее так близко. Она хотела знать все. И даже понимая, что это не совсем прилично, она с упоением ловила каждое слово.

Клод прислонился к дверному косяку и продолжал говорить:

— Моя мать кричала, что он строит «Дезире» для какой-то шлюхи. Помню, как она издевалась над ним, когда вилла год за годом оставалась пустой. Как она смеялась над ним, над его мечтами, что когда-нибудь женщина, которую он так отчаянно любил, вернется к нему.

Клоду все это было тяжело говорить. Он жалел мать, которая за всю жизнь так и не узнала вкус настоящей любви. Она ненавидела отца еще больше именно за это, за то, что ему повезло. Мальчик жалел мать, но тянулся к отцу и любил его. Так все детство он разрывался между родителями.

Эмили слушала, затаив дыхание. Тайна, ради которой она приехала на остров, постепенно приоткрывалась, но понять всю последовательность событий она не могла. Что-то не связывалось.

— Но ведь моя мать была счастлива, — удивленно сказала она. — Они с отцом любили друг друга. Тот человек, чье имя вписано в мое свидетельство о рождении, любил меня, заботился обо мне. Разве он вел бы себя так с чужим ребенком?

— Наверное, он был очень хорошим человеком и очень любил твою мать. Мне кажется, она была из тех женщин, которые творят вокруг себя любовь.

У Эмили перехватило горло.

— Да, — кивнула она, — это правда. Мы были очень счастливой семьей. Нам завидовали. Или мне просто казалось? Но ведь мама не смогла пережить смерть отца. Разве это не показатель? Она действительно любила его.

— А мы не были счастливой семьей. И я это знал всегда.

Эмили стало жалко этого взрослого сильного мужчину, которого до сих пор мучают детские переживания. Она осторожно спросила:

— Если твой отец так любил мою мать, почему он не оформил развод и не женился на ней? Тогда хоть кто-то был бы счастлив. Может быть, и твоя мать встретила бы свою любовь.

— Он пытался, — вздохнул Клод, — но моя мать… Иногда мне кажется, что она никого не любила и что это ей было не очень нужно. Она совершенно не дорожила отношениями с отцом. Любящая женщина вела бы себя по-другому. Но она крепко держалась за свой социальный статус, за деньги, за имя жены Горгульи. Она обожала благотворительность, жить не могла без своего салона. Скорее всего, это был способ сублимации. Она посещала все светские вечеринки, пока здоровье позволяло…

Эмили не прерывала Клода, понимая, что ему необходимо выговориться. Он столько лет молчал. И эта откровенность говорила ей больше, чем все слова любви.

— Бог мой, — продолжал Клод, — даже свою болезнь она использовала как оружие. Я понимал это, даже когда был совсем маленьким… Развод означал для нее потерю положения в обществе. Она боялась этого больше всего. Как только отец пытался с ней поговорить, она тут же впадала в истерику. Щитовидная железа иногда выделывает с людьми странные вещи. Мало кому удается преодолеть этот недуг и не сделаться невменяемым. А попытки самоубийства в данном случае — одно из проявлений болезни. Мать всегда пользовалась этим. Когда что-нибудь было не по ней, она кричала, что покончит с собой. Однажды она действительно пыталась это сделать. Отец присутствовал при этом и считал, что не вправе искушать больную.

— Но ведь любую болезнь можно вылечить? У твоего отца были для этого средства.

— Средства нужны тогда, когда больной хочет вылечиться. Я же говорю, что она использовала заболевание как щит. Она точно знала, когда разыграть очередную комедию.