Фрэнсин Паскаль - Будь моей навсегда

И потом еще этот Макс... Люди часто предполагали самое плохое, когда речь заходила о нем. Он слонялся туда-сюда но Ласковой Долине с самыми настоящими уголовными типами... и эти его браслеты с металлическими шипами, этот хмурый вид, с которым он шатается по школе... Да, отмыслей о нем легче не становилось. Впрочем. Джессика была согласна со Стивеном: все это было в Максе показным, некой оболочкой, а не его сутью. Джессика просто не могла представить, чтобы Макс сделал с Элизабет что-то дурное, особенно если учесть, что он рассчитывает на ее по мощь но английскому языку. И тем не менее Джессика была, мягко говоря, рассержена на него. Но при этом она, конечно, понимала, что не может возлагать на Макса полную ответственность за все это. Если бы она пораньше сообщила об исчезновении сестры, то Максу попросту никогда и не пришлось бы забираться в ее автомобиль.

И независимо от того, нравилось ей это или нет, Джессика снова и снова возвращалась к тому же самому постыдному осознанию: ей некого было винить, кроме самой себя.

11

Дольше всего Элизабет тревожило отсутствие света.

Нет, не то чтобы в этом ее ветхом прибежище было совершенно темно — Карл оставил для нее включенным верхний свет, чтобы она могла читать, но эта тусклая лампочка бросала но всей комнате жуткие отблески, образуя по углам тени, что только усиливало ее страхи.

Ах, если бы только она смогла увидеть солнце! Но все окна были заколочены. В крошечные щели между деревянными планками просачивались лишь тоненькие струйки света. Но их было совсем недостаточно, чтобы справиться с ощущением клаустрофобии, вызванным заточением в этой маленькой комнате.

Так что же может заставить кого-то сотворить такое в отношении другого человека? Элизабет думала об этом, не переставая отчаянно и бесплодно сражаться с веревками, которые удерживали ее на маленьком деревянном стуле. Карл утверждал, что любит ее, и, тем не менее, он вырвал ее из всего в жизни, лишил родных и близких. Он заточил ее в месте, которое было ничем не лучше тюремной камеры. Мышцы ее ныли от неподвижности, она была в ужасе и помимо всего прочего ею овладело чувство невыносимого одиночества. Элизабет пришло в голову, что, быть может, сам Карл все это время испытывал чувство такого же рода. Так не это ли чувство и заставило его совершить бессмысенное похищение? Но что бы там ни стояло за его отчаянным и лишенным логики поведением, Карл был свободным, тогда как Элизабет была его пленницей.

Ей было интересно, что же там происходит снаружи, за стенами этой заколоченной лачуги. Разыскивает ли ее полиция? Есть ли у кого-то подозрения в отношении Карла?

А потом те мысли, которые она пыталась подавить с самого начала своего тяжкого испытания, принялись пробивать себе дорогу в ее сознание. Мысль о ее семье, о Тодде... Ей было ужасно больно представлять, через что им приходилось пройти. Она понимала, что они безумно встревожены. Ах, если бы только был какой-нибудь способ передать им послание и дать знать, что она все еще жива!

На помощь Карла в этом она рассчитывать не могла. Это ведь было необычное похищение. И никакой записки о выкупе не предполагалось. Деньги ему были не нужны. Все, чего он хотел — это ее... в каком-то извращенном понимании.

И бедная Джессика, должно быть, так беспокоится о ней! Элизабет прикинула, что сестра, скорее всего, была первой, кто сообразил, что она исчезла. «По всей вероятности, из-за меня она пропустила вечеринку у Морроу, дожидаясь дома, пока я появлюсь», — подумала Элизабет с глубоким вздохом. Ей было интересно, где сейчас находится ее сестра. Больше всего на свете ей хотелось бы быть рядом с Джессикой!

А Джессика в этот самый момент сидела в своей спальне и невидящим взором смотрела в пространство. По настоянию матери она переоделась из неопрятной одежды, которую набросила на себя накануне вечером, в старенькие джинсы и хлопчатобумажный вязаный свитер. Она выглядела бледной имитацией самой себя в обычном состоянии. Ее дрожь прошла, уступив место этакой странной смеси чувства беспомощности и отвращения к себе самой.

С несколько отстраненным интересом Джессика подумала о бурной деятельности, не прекращавшейся в гостиной. Соседи, друзья приходили к ним домой, чтобы сказать слова утешения и предложить свою помощь. Но она чувствовала, что все они только понапрасну отнимают у них время. Их пылкие жесты напоминали Джессике улей, полный пчел: безумная суматоха неистового движения, ведущая в никуда. Каждый сантиметр Ласковой Долины и прилегающих к городку местностей были прочесаны по нескольку раз в поисках хоть какого-нибудь следа Элизабет. И все без толку. Так что теперь ничего не оставалось делать, как просто ждать и молиться, чтобы появилась какая-нибудь новая ниточка.

Да, внизу дом и в самом деле был полон. В центре событий находился мистер Коллинз, который приехал к ним, едва узнав эту новость. Были там также их ближайшие соседи, Бэкуиты и Килгартены. Явились в дом даже партнеры отца, юристы.

Среди друзей Элизабет там были Инид, которая по прибытии разрыдалась, обнимая Джессику, и коллеги Элизабет по «Оракулу», газеты школы Ласковой Долины: Оливия Дэвидсон, Пенни Айала и Джон Пфайфер. И еще примерно дюжина прочих встревоженных ребят из школы тоже болталась там.

Посидев с этой толпой недолгое время, Джессика сбежала в свою комнату. Она была не в силах разговаривать ни с кем. Вот почему она была особенно раздражена чьим-то настойчивым стуком в ее дверь.

—Убирайтесь, — рассерженно сказала она.

—Джессика, пожалуйста, впусти меня. Я хочу поговорить с тобой.

Этот голос был совершенно неожиданным. Думая, что ей придется с вежливым извинением отослать юношу восвояси, Джессика поднялась, чтобы открыть дверь.

Да, там стоял Николас, с бумажной хозяйственной сумкой в одной руке и ее пальто — в другой.

— Надеюсь, ты не против... Твоя мама сказала, что я могу подняться сюда. Я только хотел сказать тебе, что очень сожалею о твоей сестре, — выпалил он. — И Регина тоже. Это, должно быть, так для тебя ужасно...

Всего двадцать часов назад сама мысль о том, что Николас будет в ее спальне, была бы благодатной пищей для бесчисленных фантазий, но теперь, когда он в самом деле стоял здесь, Джессика обнаружила, что ее это не волнует.