Простите, я вас люблю… - Северлика
Из блокнота выпадает фотография.
На ней я вижу себя, в простом бежевом платье, на фоне мерцающей гирляндами новогодней елки. Рядом со мной стоит Артем, обнимает меня одной рукой за плечи, мы оба улыбаемся. Я помню, когда он сделал эту фотографию – в середине новогодней ночи. Позади елки четко видны красные занавески.
– Я никогда не читала чужих дневников. – надломленный голос матери Артема нарушает тишину, и я слегка вздрагиваю, – но чего не сделаешь, ради того, чтобы разобраться в жизни собственного ребенка.
Она рассматривает меня, не веря своим глазам, с укором и немым неодобрением. Я смотрю на неё прямо, закрываю дневник Артема и молча возвращаю вместе с фотографией.
– Вы провели вместе новогоднюю ночь в этой квартире, – тихо говорит Елена, – мой сын почти не появляется дома, на мои вопросы о том, где он находится, Артем отвечает, что готовится в школе к экзаменам.
– Он говорит вам правду, – я возвращаю Елене фотографию, – Артем действительно много занимается.
– Значит, вы не отрицаете, что провели вместе праздники?
Я отмечаю звенящий голос, огромные, темные, точно как у её сына, глаза, в которых плещется тревога, и произношу:
– Нет.
Она резко вдыхает и отворачивается.
– Ваш сын – замечательный человек, Елена. Нас не связывает ничего, о чем вы сейчас думаете. Он сильно помог мне, я никогда этого не забуду, и наши отношения вышли из рамок «преподаватель-ученик». Они не могли не измениться, учитывая то, что Артем сделал для меня. Мы действительно провели вместе праздники, но между нами ничего нет, кроме крепкой дружбы.
Елена теребит в руках фотографию, взглядом пытается проникнуть в мои мысли, понять, правдивы ли слова. Я почти физически ощущаю это.
– Дружбы? – переспрашивает Елена, – молодые парни не должны проводить столько времени в квартире женщины намного старше них. Это противоестественно.
Взгляд её зацепляется за диван, аккуратно застеленный синим пледом с белыми звездами, и я запоздало вспоминаю, что этот плед Артем принес из дома.
– Послушайте, Артем прекрасно воспитан. Он бы не сделал того, на что вы намекаете. А я могу вам поклясться, что между нами ничего нет.
В моем голосе ясно слышится укор. Взгляд Елены пронзителен и непреклонен.
– Он еще ребенок. – Говорит она почти с мольбой, – чрезвычайно ранимый и влюбчивый, он всегда таким был. И сейчас я вижу, что он влюблен в вас. Категорически отказался ехать на обучение в Москву, без конца ищет подработку, чтобы достать деньги. Я заподозрила неладное еще в прошлом году, когда он напился после школьной дискотеки и подрался. Такого с ним не случалось никогда! Все эти ваши встречи только поощряют его, почему вы не оттолкнули его сразу? Почему позволили этому чувству развиваться?
Будто мои мысли вдруг обрели голос. Сколько раз я думала об этом?
«Мне мешало мое глупое сердце…»
– Давайте выпьем чаю, и я вам все объясню.
– Не нужно мне ваших объяснений. – Отрезает Елена, – от похода в полицию меня остановил только Артем. Он сказал, что никогда мне этого не простит. Но я надеюсь на ваше благоразумие! Порвите все отношения с моим сыном, иначе – предупреждаю – я заявлю на вас. Я пойду сначала в администрацию школы, затем в районную и городскую. Оставьте Артема в покое.
Она швыряет фотографию на стол и разворачивается, чеканным шагом идет к двери.
Уже на лестничной клетке я догоняю мать Артема.
– Елена, прошу вас…
Она оборачивается. Лицо её мокрое.
– Не заставляйте Артема поступать на юриспруденцию. Он не хочет этим заниматься.
Ничего не ответив, она скрывается в лифте.
***
«Если подумать, просто удивительно, что никто ничего не заподозрил на работе, – размышляю я, медленно шагая вдоль бортика набережной, – хотя, тот эпизод с Петруниным так и не оставляет меня в покое».
При том, что Яков не слишком блистал по школьным предметам, назвать его глупым было нельзя. И Артем тогда только подтвердил его подозрения, бросившись меня защищать.
Я не единожды ловила на себе его насмешливые взгляды, и если бы Яков был прилежным учеником, к мнению которого прислушиваются, наши отношения с Артемом вызвали подозрения еще в прошлом году.
Другое дело Дарина. Девушка так явно и безутешно была влюблена в Артема, что тоже начала что-то вынюхивать возле моего кабинета. Я несколько раз натыкалась на неё прямо у своих дверей, спрашивала, что ей нужно, но она смущенно отвечала нечто бессвязное и уходила.
Артем только грустно улыбался, когда я заводила разговор о ней.
– Я надеюсь, что у неё это пройдет, когда мы выпустимся из школы, – говорил он, – с глаз долой – из сердца вон…
Тогда я не смогла определить, почему простая поговорка вдруг отозвалась в моей душе тревогой.
После визита его матери, Артем полторы недели не появлялся в школе. Ольга Александровна сказала, что у него сильная простуда. Мы общались лишь по телефону, и он постоянно пытался выяснить, приходила ко мне его мать или нет. Я отвечала односложно и говорила, что все расскажу ему при встрече. Артем извинялся и корил себя за то, что не спрятал дневник подальше. Постоянно говорил, что ничего не имеет значения, и что все по-прежнему, но я уже видела сквозь спадающие розовые очки, жестокую действительность, ждущую нас впереди.
«С глаз долой…»
Наша разлука навела меня на одну неизбежную мысль, осмысление которой было для меня сродни смерти. Я приняла решение, и намереваюсь его озвучить Артему, каких бы душевных терзаний мне это не стоило.
«… из сердца вон!»
Медленно бреду по набережной на самый нижний ярус. Весна еще не вступила в свои права, едва закончился март, но в тени кое-где виднеются островки тающего снега. С реки веет холодом и свежим запахом воды, деревья набивают первые почки, ветер в высоком небе гонит ватные облака.
Я ежусь от пробирающего холода. Сегодня, польстившись на солнечную погоду, я накинула лишь шерстяной кардиган, который продувается во всех местах обманчивым весенним ветром.
Спускаюсь к самой воде. Вид мерно перекатывающихся сверкающих волн действует успокаивающе, но у меня все равно тяжело на душе. Оборачиваюсь и вижу приближающуюся фигуру Артема.
Он появляется на полчаса
