Барбара Делински - Никогда не спорь с боссом
Коринна. Чистая, как свежевыпавший снег, и обольстительная, как сам дьявол. Он чувствовал, что она дрожит, но если она и испугалась, то не показала этого, не оттолкнула его, даже когда он провел ладонями по ее плечам, по спине — и прижал ее полностью к своему телу, даже когда его язык, раздвинув ее губы, проник в рот.
Коринна затрепетала, руки ее обвились вокруг его талии, пальцы, комкая ткань, вцепились в футболку. Прижимаясь к нему теснее, она не думала о том, что делает. Все, что происходило в этот момент, казалось таким прекрасным, что думать она была просто не в состоянии.
Его язык заполнил ее рот, и это ощущение переполненности, нарастая снежным комом, охватило все ее тело. Чувства искали выход, подталкивали ее к действию, так же как и нежная настойчивость его ищущего языка. Под огнем любопытства ее пассивность растаяла, приводя ее собственные губы в движение, заставляя ее собственный язык пуститься в исследование. Поначалу она была очень осторожна, но вздох удовольствия, который вырвался из его горла, поощрил ее и придал смелости.
А потом его язык ускользнул, а с его губ слетел хриплый, но исполненный неги шепот:
— Ах, Кори… — Как она быстро учится, мелькнула у него мысль, сначала лишь подчинялась его инициативе, а после отдалась своему инстинкту. Но ему хотелось большего. Если бы он смог снова представить ее по-мальчишески нескладной, то боль от возбуждения спала бы, но он уже не мог видеть ее в таком свете, потому что его ладони только что гладили ее плечи, спину, бедра, а ее груди прижимались к его груди и все, к чему он прикасался, сулило истинную женщину.
Ее глаза были закрыты. С новой жаждой набросившись на ее рот, он почувствовал, как тот раскрылся ему навстречу. И пока длилось это пиршество губ, его ладони тихонько обласкали тоненькие плечи, погладили шею, спустились ниже и наконец добрались, дотронулись — и полностью накрыли ее груди.
Из глубины ее горла раздался слабый звук — то ли мурлыканье, то ли стон, то ли вздох, — но она не отпрянула. Наоборот, на мгновение оцепенела, даже дыхание как будто застыло у нее на губах, пока Коррей не начал легонько обводить пальцами высокие полукружья. Она издала еще один стон, обхватила его руками за шею и ткнулась лицом ему под подбородок.
Ощутив, как груди наливаются под его ладонями, он усилил нажим и продолжал ласки до тех пор, пока сам уже не в силах был терпеть. И вот тогда, только тогда он прикоснулся кончиками больших пальцев к ее соскам.
На этот раз ее стон прозвучал отчетливее.
— Я сделал тебе больно?
Почти беззвучный ответ обдал теплом его горло:
— Нет… нет… не больно…
— Напугал?
— Огонь… по всему телу… Еще…
Он подчинился, и сделал это с изысканной нежностью, и то наслаждение, что пронизывало его, неизмеримо усиливалось тем, как она часто дышала, и еще больше тем, как ее бедра прижимались к его.
Это было инстинктивное движение. Она искала удовлетворения на пути, который предусмотрел сам Господь, создавая мужчину и женщину. Возбуждение Коррея достигло предела, и бедра двигались независимо от его воли. Но это трение было лишь жалкой заменой тому удовлетворению, которого он жаждал.
— Кори? — Он приподнял к себе ее лицо, понимая, что голос звучит хрипло, и зная, что эта хрипота предательски выдает его желание, но ему было просто необходимо, чтобы она услышала его. — Посмотри на меня, Кори. — Он чуть сжал пальцы. — Открой глаза. Ну пожалуйста, любимая!
Коринну никто так не называл; необычность обращения заставила подняться ее веки.
— Я тебя хочу, Кори, и если продолжать в том же духе, одно потянется за другим, и никто из нас не заметит, как мы уже окажемся на полу и будем заниматься любовью. Мне этого страшно хочется, но я не уверен, что и тебе тоже, а я в данный момент не могу доверять самому себе. Мое самообладание на пределе, и ему скоро придет конец. Любое движение может заставить меня окончательно потерять голову. Я этого хочу, Кори. Хочу. Но ты?..
Она слабо качнула головой, а он провел пальцами по ее волосам, обвел каждую черточку лица. Это же Коринна. С ней все должно быть по-другому.
— Я хочу тебя. — Он вжался бедрами в ее бедра. — Ты чувствуешь?
Она кивнула. Коррей выдохнул — похоже, во второй раз за несколько долгих минут, — и его хватка ослабла. Прикрыв глаза, он обнял ее за плечи и легонько притянул к себе.
— Еще минуточку… позволь мне сначала успокоиться… — Он назвал лишь одну из причин, почему не хотел сразу отпускать ее. Вторая заключалась в страхе.
Голос его был низок и полон желания, а слова шли из самого сердца.
— То, что сейчас произошло, Кори, было необходимо нам обоим. В этом нет ничего постыдного, но ты, возможно, будешь страдать, вновь и вновь обвиняя себя за слабость, а я этого не хочу. Еще не хватает, чтобы во взгляде твоих чудных карих глаз появилось сожаление или, чего доброго, отвращение ко мне. Такого я не вынесу. — Его руки лежали неподвижно, только пальцы едва заметными движениями поглаживали ее спину. — Если ты решишь, что больше не хочешь повторения сегодняшнего, я соглашусь с твоим желанием, — продолжал он, — но только если ты мне объяснишь причину. Мне кажется, между нами есть что-то особенное. Я никогда не испытывал ничего похожего прежде и не хочу, чтобы всему пришел конец.
Он порывисто вздохнул.
— Сейчас я тебя отпущу. Ничего не говори, просто собери свои вещи и вместе со мной сойди на берег. Я отвезу тебя в аэропорт, посажу в самолет, и ты вернешься в Балтимор. Все дело в том… — Коррей запнулся. Он в жизни не говорил подобного женщине, и слова казались ему какими-то чужими, даже несмотря на то, что чувства были искренними. — Дело в том, что мне хочется запомнить этот день как чудесный праздник. Нельзя, чтобы хоть что-то испортило воспоминания. Я был бы счастлив, если бы и для тебя весь сегодняшний день значил так же много, как и для меня. — Он замолчал, зажмурился и снова открыл глаза. — Договорились? Никаких споров, никаких объяснений, никаких упреков?
Коринна кивнула. Какие там споры! В голове у нее шумело, и вся она была как выжатый лимон.
Коррей отпустил ее и отправился на палубу. Она пошла следом, собрала вещи и бок о бок с ним прошагала к машине. Весь путь до аэропорта они проделали в молчании, а когда объявили посадку на ее рейс, Коррей перекинул ее сумку со своего плеча на ее, и они расстались, обменявшись лишь легкими улыбками.
Самолет оторвался от земли и взял курс на север, а Коринну посетили две неожиданные мысли. Первая — что она страшно благодарна Коррею за его просьбу. Молчание оказалось единственным решением проблемы, с которой она еще не готова была столкнуться лицом к лицу.
