Мэгги Робинсон - Полночная любовница
Когда гостьи распрощались и ушли, на блюдах остались только корочки и крошки и ни о каком обеде речи быть не могло. Кон сказал Лоретте утром, что у него дела до вечера и чтобы она не ждала его. Теперь ей придется придумать, чем бы себя занять.
Впрочем, она узнала, что Софи Райделл из дома номер 4 каждую среду устраивает вечеринки с картами для соседей, Виктория Кастеллано из дома номер 12 всегда готова угостить отличным испанским вином и всплакнуть, а Миньон Буше из номера 7 — страстный садовод и ей не терпится осмотреть сад Лоретты. Ей следовало избегать Люси Делламар из дома номер 9, ибо после ее визитов нередко исчезают драгоценности и мелкие предметы искусства…
В целом это был один из самых странных в ее жизни дней, но также и самый забавный. Лоретта скучала по умным разговорам Марианны. Теперь у нее есть две новые подруги, пусть и несколько необычные.
Когда Кон разбудил ее ото сна, она и не думала протестовать, но отдалась ему с готовностью и восторгом.
Кон посмотрел на депеши, разложенные у него на столе. План увезти Лоретту и детей на его виллу в Греции придется отложить. В донесениях говорилось о том, что война с турками неизбежна, если не в этом году, так в следующем. Его так хорошо продуманные планы снова сорвались, угрюмо подумал он.
Кону страстно хотелось отвезти семью в свой выкрашенный белой краской дом, расположенный на крутом берегу синего сверкающего Средиземного моря. Он представлял, как дети взбираются по каменным ступеням, высеченным прямо в породе, и срывают цветы, которые упрямо растут между трещин. Ему хотелось поделиться воздухом, светом, едой, жизнью с женщиной, которую он любит. Все усилия, что он предпринимал, дабы обольстить Лоретту здесь, в Лондоне, ни к чему не привели. Она по-прежнему встречала его с притворным безразличием. Он знал, что она любит его — ее тело не умело лгать, но внешне она держалась очень холодно и неприветливо.
Кон обнаружил, что она отдается с большей готовностью, если он будит ее во время сна и ей не приходится принимать осознанного решения присоединиться к нему. В постели она теряет свою чопорность и отстраненность и становится идеальной партнершей для него. Но ему не хватает разговоров с ней. Отношения между ними не самые лучшие, когда они не занимаются любовью.
Он откинулся на спинку кожаного кресла и поерзал на сиденье. Одна лишь мысль о ней приводит его в возбуждение.
Лоретта несколько смягчилась за то время, что была его любовницей. Она послушно ела все, что готовила Квалхата, и успела приятно округлиться, оставив в прошлом если не острый язычок, то все свои острые углы.
Вынужденное бездействие пошло ей на пользу, хотя она не переставала выговаривать ему, что умирает от скуки в своем заточении. Он послал ей книг, некоторые из которых она швырнула ему в голову.
Он помнит о ее давнем предложении, а вот она, похоже, забыла о нем.
Июльское солнце было слепящим и знойным. Некоторые говорили, что это Господнее наказание человеку за его грехи. Даже собор Святого Глостера был поражен шаровой молнией. Животные, дети и старики умирали. Поля горели, а река Пиддл пересохла до ручейка. То, что не сгорело дочерна вначале, после было уничтожено ураганом и страшным ливнем. Весь урожай Кона погиб, и его арендаторы — и он сам — были обречены зимой на голодную смерть. Великая засуха 1808 года имела далеко идущие последствия: Кону во что бы то ни стало нужно было жениться. Невозможно было дальше откладывать неизбежное. Подходил срок оплаты векселей, и Кон мог расплатиться только своим титулом.
Во время самых тяжких приступов отчаяния Кона даже посещала мысль бросить все и отправиться в бесконечные странствия. Он, как дед, хотел быть свободным от обязательств.
И от Лоретты. Она понимала и без его слов, что их шансы тают, словно туман под солнцем. Это сделало ее еще более отчаянной, безрассудной. Она не отказывала ему ни в чем. Она не думала.
Но кто-то же должен был думать. Временами Кону казалось, что его голова лопнет от мыслей. Дядя как терьер, а мистер Берриман и того хуже. Ни дня не проходило без завуалированной угрозы от одного или другого. Со дня на день должна была приехать мисс Берриман, а Кон еще не сказал Лоретте.
Он чувствовал себя трусом. Совестливым трусом. Если б у него не было совести, он бы и в самом деле все бросил и сбежал, наплевав на долг и всех своих родовитых предков, вместе взятых. Они не сделали для него ничего, только загнали в бездну нужды.
Кон нахлобучил на голову потрепанную шляпу, чтобы прикрыться от невыносимого солнца, и отправился погулять к каменному кольцу. Правда, такое название было слишком громким: большинство оставшихся камней упали или погрузились в землю. Они с Лореттой бегали там детьми, читали глупые заклинания и ждали появления Верховного Жреца друидов. Ничего, разумеется, не происходило, но в этом месте до сих пор ощущался какой-то особый дух.
Лоретта была уже там, как будто знала, чего он хочет. Нагая, словно языческая жертва, одежда брошена на высохшей траве, кожа пылает от жары и желания. Без слов она встала коленями на одеяло, глаза такие же голубые, как небо над головой.
Он не мог ей отказать. Ее губы окружили его член, втягивая глубоко в свое тепло. Он прислонился к камню и позволил ей взять его, взять все. Наблюдал, как эти губы и руки трудятся, доставляя ему невероятное наслаждение. Слышал ее стоны удовольствия, как будто он предлагал ей настоящий банкет.
Он эгоистичный ублюдок, который помолвлен с другой женщиной. Кон бы нисколько не удивился, если б сию минуту ударила молния и поразила его. Но ему было пожаловано достаточно времени, чтобы тоже довести ее до завершения своим языком. Он уложил ее на старое лоскутное одеяло, раздвинул длинные белые ноги и пировал. Солнце жарило спину, но он не собирался останавливаться, пока не подарит ей единственную радость, которую мог подарить. Было слишком жарко, чтобы заняться любовью в полной мере, ведь даже при таком ограниченном контакте их тел они все блестели от пота. Лоретта дрожала в пароксизме страсти. Кону хотелось сохранить ее вкус у себя во рту навсегда, обнять ее, успокоить, но он знал, что то, что необходимо сказать, требует дистанции.
Он сел, все еще одурманенный их любовью.
— Лоретта, мы должны поговорить.
Она лежала, распластавшись с ним рядом, и ее грудь завораживающе вздымалась и опадала.
— Оденься. А то ты станешь красной как рак. Мы найдем какую-нибудь тень.
Она натянула платье и босиком пошла за ним по полю к небольшой ивовой рощице. Он снова расстелил одеяло и потянул ее к земле.
Лоретта сложила руки на коленях так, словно хотела сжать их покрепче.
