Джан Макдэниел - Подарок

Жар прилил к щекам Ярдли.

— Обычно я не прыгаю в постель лишь бы с кем.

Саймон поджал губы.

— Теоретически предполагается, что сам я в этом смысле полная твоя противоположность? Так ты меня понимаешь?

— Ну, я не то хотела сказать…

— Знаешь, тебе, возможно, трудно будет в это поверить, но я весьма разборчив насчет тех, с кем творю любовь.

— А может, ты просто решил отомстить моему деду?

— Проклятье! Да твой дед ничего уже не сможет поделать с тем, что произошло между тобой и мной. К нему, во всяком случае, это не имеет никакого отношения. Возникло нечто новое…

Она фыркнула.

— Что ты хочешь этим сказать? Что это значит?

Его темные глаза сузились.

— Полагаю, это ничего не значит кроме того, что мужчина и женщина, радуясь друг другу, с удовольствием здесь соединились. Или с твоей стороны это еще одна попытка завладеть скульптурной формой?

Она посмотрела на него чуть ли не с ужасом. Ох, как же ей хотелось в этот момент закатить ему пощечину!

— Если это все, что вы можете предположить, мистер Блай, то мне жаль вас. Вы, видно, никогда и никому не доверяете. Но знайте, мало того что вы получили больше, чем полагалось вам по условиям заключенного между нами соглашения, я к тому же не стану удерживать вас от намерения публично унизить мою семью и разорить наш фамильный, с такими трудами созданный бизнес.

— Может, ты хотя бы теперь станешь называть меня по имени?

Она вдруг посмотрела на него страшно огорченно.

— Я, должно быть, совсем свихнулась, вообразив, что для тебя имеет хоть какое-то значение все то, что находится за пределами твоей личной рубашки, столь близко расположенной к твоему телу.

— Почему же ты отдалась мужчине, о котором имеешь столь низкое мнение?

Она несколько растерялась, затем не очень твердо проговорила.

— Ты не поверишь мне.

— Попытаюсь.

— Потому что я знаю, что такое одиночество.

— Разве я когда-нибудь говорил тебе, что одинок?

— Да просто я смотрю на тебя и, как в зеркале, вижу себя. Ты огородился высокими заборами и живешь точно так же, как жила я, с той только разницей, что меня от всего мира огораживали заборами мои близкие.

Он запустил пальцы в свою шевелюру, потом отбросил волосы назад. Глаза его смеялись.

— Но я-то, кажется, через ваши заборы не лазил.

— Да уж, мистер Блай, вы через забор не полезете. Куда вам!..

— А я чуть было не поверил тебе, чуть было не решил, что могу доверить тебе все, что у меня есть.

— Да мне плевать, во что вы там чуть было поверили или чуть было не поверили. Я иду домой.

Сказав это, она решительно встала. К счастью, здание клуба уже опустело, огни в нем погасли, на автостоянке было темно и пусто, там стоял только «ягуар» Саймона. Уже очень поздно. И вдруг ей подумалось, что если бы Саймон действительно хотел устроить скандал, то не таился бы в песчаной яме, а вытащил бы ее оттуда в тот момент, когда все разъезжались по домам. Закутавшись в его пиджак, как в пальто, она вылезла из ямы и направилась к зданию клуба.

— Постой, Ярдли, — окликнул он ее. — Ты что, пешком собралась топать?

— Вам-то что за дело? — резко бросила она, не оглянувшись.

Черт с ним, в самом деле. Кто он такой? Надменный и наглый ублюдок!

Опасаясь, что кто-нибудь может увидеть ее в таком виде, она прошла мимо клубного здания и с облегчением убедилась, что главные ворота не заперты. Вышла за ограду и устремилась в сторону дома. Путь и правда был не близкий, но ею двигали ожесточение и обида. Холод проникал под пиджак, и когда она поднимала отвороты, придерживая их рукой у шеи, то подумала, что неплохо было бы сейчас вернуться и швырнуть этот клятый пиджак ему в лицо. Но нешуточный холод не позволил ей особенно долго прислушиваться к голосу гордости. Ладно, пусть… Потом она отдаст этот пиджак в чистку и найдет способ вернуть его владельцу. Ее высокие каблуки оскальзывались и проваливались на этом чертовом гравийном покрытии автостоянки, так что она в любую секунду могла упасть.

— Вернись, Ярдли! — раздалось в темноте. Она и не подумала обернуться и услышала у себя за спиной сердитое бормотание. На какую-то долю секунды испугалась, что он догонит ее. Ему ведь ничего не стоит схватить ее, он на все способен, она не сомневалась. Но не слыша шагов у себя за спиной, с облегчением перевела дыхание. Там, в темноте, прозвучал лишь один звук — стук автомобильной дверцы.

Достигнув дороги, Ярдли заметила свет автомобильных фар, машина на расстоянии следовала за ней. Конечно же это Саймон, больше некому. Но он и не думал догонять ее и умолять сесть в машину.

Долго сдерживаемое напряжение, злость и досада грозили прорваться потоком слез, но она из последних сил старалась не заплакать. После истории с Грантом, случившейся в свое время в Бостоне, ей следовало получше знать, как вести себя с такими людьми, и больше никогда не уступать грубой мужественности. В свое время она игнорировала то, что могло послужить ей серьезным предостережением, — переменчивость настроений Гранта, его холодный нрав — и, следуя физическому влечению, попала в его постель.

Грант благополучно лишил ее невинности. Ярдли не сомневалась, что они любят друг друга. Но постель была единственным, что их объединяло. И поначалу она была слишком захвачена этим, чтобы осознать: он рад ей лишь тогда, когда она рядом. Принимать на себя какие-либо обязательства было последним, что его занимало.

Неужели она, как ненасытная потаскушка, совершенно не способна сдержать свою похоть? Саймон Блай, ведь она это видела, был самодоволен и груб, но стоило ему поцеловать ее, как она забыла все доводы рассудка. И первая поцеловала его… Ох, черт!

Они с Грантом даже не были, собственно говоря, так уж счастливы в постели, но она поняла это только сегодня, только после близости с Саймоном. С Грантом она ни разу не испытывала того, что заставил ее испытать сегодня Саймон. Только теперь она почувствовала себя настоящей женщиной.

Ее тело тотчас отозвалось на воспоминание о случившемся, и она заставила себя думать о другом. Ну уж нет, она никогда больше не повторит такой ошибки!

Как горько. Она ведь, в сущности, всегда чувствовала себя одинокой. Мало ей было потери матери, так еще и отец оставил ее, обзаведясь другим семейством. Даже ее сестра, с которой они могли бы подружиться, принадлежала к другому миру, ко второй семье отца, так что и отношения их никогда не были по-настоящему родственными. Мими и дедушка по-своему любили ее, но держали в такой изоляции от внешнего мира, что это тоже не способствовало получению ею от жизни нормальных радостей. Ощущение, что она видит жизнь лишь со стороны, не оставляло ее никогда. Она утверждалась тем, что без устали демонстрировала миру собственную независимость, но и это не доставляло ей никакого удовлетворения. А уж что говорить о знании жизни? Не потому ли она так глупо попалась на удочку сначала Гранта, а теперь вот — и Саймона?