Леона Арленд - Чувственность

Роналд смотрел на небо и на свое отражение в стекле, когда Памела спросила:

— А почему ты не отдал мне письмо?

— Я отдал.

— Но почему не раньше?

Пристально глядя в зеленые глаза, которые требовательно смотрели на него в ожидании ответа, Роналд спросил себя, стоит ли говорить правду. Она-то ведь продолжала лгать даже сейчас. А он был глупцом, когда верил, будто она не знает имя отправителя.

Роналд пожал плечами.

— Я должен был показать письмо в департаменте.

Глаза Памелы расширились от изумления.

— В департаменте?

— Его изучали в нашей лаборатории.

— Почему в лаборатории?

Прежде чем ответить, Роналд выждал несколько мгновений. Он надеялся, что Памела забеспокоится, и это, возможно, заставит ее во всем признаться.

— Мы нашли отпечаток пальца.

— На письме?

— Да.

Роналд заметил, как заметался ее взгляд и заалели щеки. Бешено пульсирующая жилка на шее так же, как и закушенная нижняя губа, о многом сказали ему. Памела чувствовала свою вину. Она смотрела на него выжидательно, но он ничего не добавил, решив, что дал ей достаточно пищи для размышления.

— Отпечаток, — пробормотала Памела наконец. — Но разве так не должно быть? Письмо проходит через множество рук.

— Конечно, — отозвался Роналд. — Но мы проверили всех работников на почтамте. Они с готовностью оказали нам помощь. Говоря, что мы нашли отпечаток, я имел в виду иной, чем те, что обычно остаются на письме.

— А как насчет тех, кто живет в доме?

— В прошлом мы снимали отпечатки пальцев всех обитателей этого дома, твои тоже.

Глядя на него встревоженно, Памела побормотала:

— Я помню.

— Пока мы не знаем, кому принадлежит отпечаток, — произнес Роналд и помедлил, прикидывая: а не напугать ли ее еще больше? — То, что мы нашли… — Он сделал паузу. — Это резиновый отпечаток.

— Резиновый? Как это?

— Тот, кто писал письмо, надевал резиновые перчатки. Иногда, если человек потеет, резина прилипает к пальцам, и полученный отпечаток легко идентифицировать.

— Может быть, кто-то из работников почты решил, что не стоит трогать всю эту корреспонденцию… Просто подумай обо всех этих тысячах людей, которые берутся за конверты.

— Согласен. Это кажется негигиеничным. Но мы опросили всех работников почты.

— И никто не носит перчаток?

Роналд покачал головой.

— Итак, если найдем соответствующий отпечаток, мы узнаем, кто посылал письма.

Долгое время стояла тишина. Оба пристально смотрели друг на друга.

— Ты можешь сказать мне сейчас, — произнес Роналд, наклоняясь так близко, что ее волосы разлетелись в стороны от его дыхания. — Ты можешь сказать мне все, что знаешь, Памела. Если этот парень надевал перчатки, это может плохо кончиться. И я проверил: почерк не Фреда Хартона. Твой тайный поклонник не тот, кто посылал письма с угрозами.

Памела заметно занервничала.

— Что ты имел в виду, Рон, когда сказал, что это может плохо кончиться?

Несколько секунд Роналд рассматривал ее.

— Если бы только не было страха и вины в твоих глазах, Памела, — произнес он, не в силах сдержать гнев, — я бы поверил, что ты не знаешь этого человека. Не могу понять, что тревожит меня больше: то, что ты лжешь, или то, что кто-то может причинить тебе вред?

— Что заставляет тебя думать, что я лгу?

— Подозрение.

— Подозрение — еще не доказательство.

— Может быть, — ответил он. — Но только не в моем случае.

— Как это?

— Я никогда не ошибаюсь.

— А почему ты думаешь, что этот парень — злоумышленник?

— Влюбленные не надевают перчаток, когда пишут письма.

Он коснулся лица Памелы кончиками пальцев, борясь с желанием поцеловать ее снова. Губы женщины изогнулись в улыбке, но глаза остались серьезными.

— Они не надевают перчаток, — сказала она странным голосом. — До тех пор пока не начинают играть в доктора.

Роналд досадливо поморщился.

— Не отвлекай меня. Пойми: я исхожу из подозрения, что этот тип опасен. Если ты не скажешь мне больше, я превращу твою жизнь в ад. И я могу, милая, поверь мне. Но это не значит, что я не стану прослушивать твой телефон, следить за каждым твоим шагом, не приведу сюда полицию…

— Допустим, я знаю, кто он, — прошептала Памела. — И я могу дать слово, что он безобиден. Пожалуйста, — попросила она, — поверь мне, Рон!

Это искушение, подумал Роналд. Но мне платят за то, чтобы я докапывался до сути. И потом, когда я на работе, я могу полностью доверять только одному человеку — себе самому. Он обернулся к Памеле, посмотрел ей в глаза и неожиданно для себя пробормотал:

— Ты хочешь свести меня с ума… И у тебя это получается.

— Давай предположим, что я знаю, кто он, — снова зашептала она. — Он просто положил на меня глаз…

— «Положил глаз» — это для подростков, Памела. Тот, кто пишет тебе письма, имеет сексуальный опыт.

Она покачала головой.

— Только не со мной.

— Я поверю в это, когда встречусь с ним, — ответил Роналд, довольный, что она призналась хоть в чем-то. — Мне нужно знать его имя.

— Почему ты не можешь поверить мне? — пролепетала Памела. — Я даю тебе слово. Он не причинит мне вреда, клянусь!

Это было не то признание, которое Роналд ждал, но лучше, чем ничего. Он не будет знать отдыха, пока не встретится с этим человеком. И еще — у него была причина не доверять женщинам. Он не хотел, чтобы Памела стала еще одним разочарованием. Еще одной болью…

Роналд задумался, мысленно выстраивая новую гипотезу. Памела знает этого человека, но не может встречаться с ним в открытую — возможно, потому, что он занимает высокий пост или женат. Поскольку этот мужчина в курсе, что особняк Гарди находится под наблюдением, он надевает перчатки, когда пишет, не желая, чтобы его отпечатки были опознаны. Может, это банкир Ферман. Он известен в широких кругах и не хочет, чтобы его узнали. Как друг Джошуа Гарди, Хьюго Ферман давно знаком с Памелой, и она стремится защитить его… А вдруг банкир преследует ее, и она встречалась с ним прошлой ночью, чтобы попросить не писать больше писем?

— Я привык хорошо выполнять мою работу, Памела. И я найду его.

— Сомневаюсь.

— Он потенциально опасен. Я должен знать больше.

Памела начала злиться.

— Почему ты не можешь просто поверить мне?

— Потому что я обязан отчитаться перед моим начальством. — Но была еще и другая причина, побуждающая его докопаться до истины. — Я здесь, чтобы обеспечить твою безопасность, Памела. Я беспокоюсь за тебя…

— Пойми, моей жизни ничто не угрожает!