Лора Морган - Цыганская кровь

— Поверь мне, я никогда не причиню тебе боли!

— Тогда не оставляй меня одну.

— О, Тори…

Как ни странно, именно его нерешительность подстегнула ее собственное решение, а его сдержанность разрушила ее собственную. Она хотела быть сейчас с ним — и это было единственное, что она знала наверняка. Конечно, она хотела, чтобы в ее душе и сердце остались все ночи с ним, но если вдруг в одно прекрасное или не очень прекрасное утро она обнаружит, что должна за это многим заплатить, — что ж, она заплатит, но это будет завтра. В своей судьбе, в своей любви она полагалась на Божью волю. Тори повернулась к нему лицом, приложилась губами к его груди, чувствуя, как бешено бьется его сердце.

— Прошу тебя, останься.

У Девона перехватило дыхание, он по-прежнему казался спокойным, но его зеленые глаза загорелись неистовым огнем. Не отрывая рук от ее лица, он медленно склонился к ней и нежно коснулся своими губами ее губ. Его дыхание смешалось с ее дыханием, и он прошептал:

— Я не могу без тебя… Боже, как ты мне нужна… Если ты только уверена в своих чувствах, Тори…

Руки Тори обвились вокруг его шеи, пальцы теребили золотую серьгу.

— Да, уверена, — шептала она, обнимая его и чувствуя, как земля уходит у нее из-под ног, а все вокруг начинает кружиться.

Его губы целовали ее настойчиво и властно, как будто беря от нее все, что она ему предлагала, а он не довольствовался этим и требовал большего. Это напоминало какую-то битву, словно они сражались не на жизнь, а на смерть. Это был взрыв желания такой силы, которую никто из них не мог себе представить.

Он поднял ее на руки и понес наверх, в спальню, а она, прильнув к нему и соединив пальцы своих рук в его волосах, испытывала ни с чем не сравнимое удовольствие от того, что он нес ее так бережно и ласково, как ребенка. Однако чувства, испытываемые ею, были далеко не так невинны.

Девон поднес ее к широкой кровати и, нежно поставив на пол, нагнулся, чтобы отвернуть одеяло и включить лампу на ночном столике. Золотистый свет мягко осветил их фигуры и расстеленную кровать.

Взяв лицо Тори в свои руки, Девон стал осыпать горячими поцелуями ее глаза, щеки, лоб. В нетерпении Тори стянула с его плеч пиджак, а когда он отшвырнул его на пол, принялась расстегивать пуговицы его рубашки. Вслед за пиджаком на пол полетел ее свитер — она так и не поняла, кто его снял — он или она. Наконец рубашка тоже упала, и Тори быстрым движением скинула с ног туфли. Одежда так и осталась лежать на полу, но они уже не обращали на это никакого внимания.

Девон медленно подталкивал Тори вперед, лаская рукой ее грудь и быстрыми поцелуями покрывая шею и пространство вдоль кружевного края бюстгальтера, устремляясь к ложбинке между грудей. Тори еле переводила дыхание, оно застревало в горле, ее пронизывала дрожь. Она почувствовала, как, скользнув по бедрам, упали ее джинсы, и, слегка приподняв, Девон укладывал ее на кровать. Не желая разъединиться с ним хоть на мгновение, Тори лишь усилием воли разжала руки, чтобы он мог лечь рядом, глядя в его полные страсти глаза. Он был само воплощение того языческого огня, который горел и в ее крови. В полутемной комнате свет лампы подчеркивал скульптурные формы его сильного тела. Он был так прекрасен, что она спрашивала себя, зачем надо было откладывать эту ночь.

С низким, глухим стоном Девон принял молчаливое приглашение раскрытых навстречу рук. Дрожащими руками он сбросил с нее трусики и бюстгальтер, вселяя огонь в ее пробудившуюся плоть, и горящими зелеными глазами окидывал всю ее своим ненасытным взором.

— Боже, как ты прекрасна, — прошептал он срывающимся голосом. Горячее дыхание опалило ее желанием еще до того, как его губы снова дотронулись до нее.

Задыхаясь, Тори яростно вцепилась в его плечи. Его жадный рот ласкал ее напрягшуюся грудь, и тело обжигал огонь, словно опалявший обнаженные нервы, в ушах гулко отдавались удары сердца, готового выпрыгнуть из груди. Она прильнула к нему, боясь его отпустить, потому что он казался единственной реальностью в мире, находившемся на грани безумия.

Никогда после Тори не могла понять, откуда возник в ней этот дьявол, но в какой-то момент он вселился в нее, дьявол женской плоти, пламень вожделения. Он настойчиво завладел ее волей, наполнив мозг разбушевавшейся страстью, древней, как огонь цыганского костра, разведенного в пещере. Этот огонь странным образом освободил ее от всех колебаний, сомнений, заставил отбросить всякую стыдливость. Она почувствовала себя такой, какой никогда раньше не была, и какое-то первобытное желание охватило ее тело и мозг.

Рухнули все преграды — и никакое самообладание Девона не могло устоять перед яростным напором ее чувств.

Ее руки и губы лихорадочно скользили по его телу, изучая его во всех подробностях, чего она никогда в жизни не осмелилась бы проделать с другим мужчиной. Тори словно обезумела от своих открытий, от своего порыва. Ее ласки исторгали из его горла хриплые стоны, дрожь сотрясала его тело, а страстный шепот перерастал в неистовый бред. Она же только становилась все требовательнее и настойчивее.

Это отвечало желаниям Девона — и бушевавший в ней дьявольский огонь лишил его воли, переполнил страстью.

Их охватил настоящий шквал, ввергая в безжалостный костер страсти. В их движениях было изящество танцоров и мощь схватившихся в смертельной схватке хищников. Их порыв лишь немногим отличался от безумия.

Наконец осталось лишь безумие, лишь он и она, слившиеся воедино. Их неистовство соединилось в один торжествующий крик наслаждения, ставший знаком освобождения и того, что, пройдя испытание огнем, они выдержали его.

Усталые, освободившиеся от всего, кроме сомнения в реальности происходящего, они лежали в объятиях друг друга. Свет лампы мягко освещал их тела, которые, словно от эха мощного взрыва, еще время от времени сотрясала дрожь. Девон набросил на себя и на Тори простыню и лежал, прижимая ее к себе, будто все еще боясь потерять, и не переставал гладить ее волосы и руку, лежавшую на его груди.

— О Боже! — прошептал он наконец.

Тори потерлась щекой о его плечо. Оглушенная происшедшим, она все еще не могла прийти в себя, до конца понять, что это было, зная только, что никогда в жизни не переживала такого чувства близости к другому человеку.

— Ты… ты что-то невероятное, моя любимая… моя цыганка.

— Ты тоже ничего, — сказала она охрипшим голосом, стараясь казаться беззаботной.

Девон тут же подхватил заданный ею полушутливый тон.

— Надеюсь, в это утро ты будешь относиться ко мне с уважением, — сказал он нарочито обеспокоенным голосом.