Шарлотта Лэм - Огонь в крови

Шон уже сидел за столом, когда Надин спустилась к обеду, и единственное свободное место оказалось рядом с ним. Надин с минуту поколебалась, чувствуя на себе его пристальный взгляд. Видя, что она не решается сесть рядом с ним, Шон встал и отодвинул для нее стул. Взгляды всех присутствующих были устремлены на них. Надин подошла к Шону и села. Когда он услужливо подвигал ее стул к столу, она ощутила мимолетное прикосновение его рук.

– Добрый вечер, – вежливо поздоровалась Надин с гостями.

– А вы опять самая последняя, Надин, – не преминула заметить Карен – одна из учениц Люка, острая на язычок блондинка в серебряном платье, которое переливалось при каждом ее движении.

– О, простите меня. Я задремала. Сон был таким сладким, – улыбнувшись, сказала Надин и взяла в руки меню.

– У вас восхитительное платье! Такое женственное и романтическое, – произнес комплимент один из мужчин.

– Спасибо, – она мило улыбнулась ему. Джони Крю служил бухгалтером. Ничем не примечательный человек лет тридцати, начинающий лысеть, с бледными, невыразительными глазами. Работа мало его интересовала, но была достаточно высокооплачиваемой, чтобы рискнуть бросить ее. Живописью он занимался потому, что хотел романтики, новых ощущений, хотел вести тот образ жизни, который был ему недоступен. Когда Надин посмотрела на него, он слегка покраснел. Шону это совсем не понравилось.

– Ты уже выбрала, что будешь есть? – сухо поинтересовался он и щелкнул пальцами, подзывая официанта.

Надин посмотрела на то, что стояло перед ним.

– А что это такое?

– Сладкие картофельные оладьи. Очень вкусные. Попробуй, – он подцепил небольшой кусок вилкой и протянул ей.

Надин не хотела есть то, что он предлагал, но Шон почти силой засунул ей в рот кусок и сказал таким тоном, что его слова прозвучали как приказ:

– Уверен, тебе понравится. Понравится! То, что он выбрал для нее, по его мнению, непременно должно было понравиться ей. Шон будто ставил остальных мужчин в известность, что Надин принадлежит ему и будет есть только то, что он – Шон – выберет для нее.

Надин была близка к тому, чтобы выплюнуть оладьи на тарелку, но Шон пристально смотрел на нее из-под полуопущенных век, и во взгляде его сквозила неприкрытая угроза. Ей ничего не оставалось, как только проглотить. Устраивать сцены Надин ненавидела.

– Вкусно, но чересчур калорийно, – ответила она. – Я, пожалуй, закажу дыню, салат и жаркое из меч-рыбы.

Официант, приняв ее заказ, с вежливой улыбкой удалился, а в это время Карен, с завистью разглядывая платье Надин, громко сказала:

– Полагаю, манекенщицы получают одежду бесплатно?

– Не так уж часто. Но мы имеем возможность покупать платья по себестоимости, если снимались в них.

Джони Крю обратился к Шону с вопросом:

– А когда вы снимете вашу красавицу жену в своем фильме?

– После дождичка в четверг, – попробовала отшутиться Надин.

Шон бросил на нее одной ей понятный взгляд и громко ответил:

– Дело в том, что Надин не актриса. Но, как вы, наверное, уже слышали, она переходит работать на телевидение ведущей одной из программ.

Итак, слово выскочило. Никого это известие не удивило. Джони Крю начал задавать ей какие-то вопросы, а Карен злобно прошипела:

– Интересно, как это ей удалось получить такое место? – всем своим видом и тоном давая понять, что без помощи Шона здесь не обошлось, а самой Надин никогда не видать бы телевидения как своих ушей.

Официант поставил перед Надин дыню. Она была нарезана на тонкие дольки, красиво уложенные на тарелке и украшенные тропическими фруктами. Блюдо было полито ликером, и венчал его бумажный зонтик.

Надин принялась за еду, а Люк стал рассказывать своим гостям о каком-то эксцентричном художнике, вместе с которым он учился в художественной школе и из которого вышел замечательный художник кино.

– Когда бы в Голливуде ни снимался фильм о художниках, всегда приглашают Джека Хэрли. Он самый знаменитый мастер по работе на целлулоиде. Но как живописец он неизвестен, и его произведения никогда нигде не продавались. А вы когда-нибудь приглашали его работать у себя, Шон?

– Да, однажды. Потрясающий художник!

– Кстати говоря, – сообщил Люк, – вы знаете, что после обеда на берегу будет устроен праздник лимбо – танцевать будут не только профессионалы, но и все желающие.

– У нас будет возможность присоединиться к танцорам? Всю жизнь мечтал танцевать лимбо! – воскликнул Джони Крю.

– Конечно, у вас будет такая возможность, – сказал польщенный художник.

После обеда все переместились в бар на берегу. Столики были расставлены таким образом, чтобы отдыхающие могли наблюдать за танцорами, одетыми в обрезанные, с бахромой по краям джинсы белого цвета и в разноцветные, кричащих тонов рубашки – фиолетовые, ядовито-зеленые, оранжевые и ярко-желтые. Они танцевали под аккомпанемент трех музыкантов, отбивавших такт на больших барабанах. Барабанщики отдавались игре всей душой, заставляя аудиторию принимать участие в общем веселье. Один из танцоров глотал пламя. Он кружился вокруг восхищенных зрителей, выпуская огромный столб пламени изо рта, а затем заглатывая его обратно. В конце выступления его ждала буря аплодисментов, и он, счастливый и разгоряченный, стоял посреди бара, раскланиваясь на все стороны.

Джони Крю вскочил со своего места.

– Могу я попробовать вместе с вами?

– Давай, старина, выходи быстрей! – откликнулся один из танцоров.

Надин наблюдала за ним, посмеиваясь. Джони, по всей видимости, любил быть в центре внимания. Его лицо раскраснелось; глаза сверкали.

Ко всеобщему удивлению, Джони оказался на редкость гибким, быстро вошел в ритм, в такт с другими танцорами чувственно покачивал бедрами, точно танцевал лимбо с детства. Он очень понравился публике, которая подбадривала его, хлопая в ладоши. К нему присоединились еще несколько человек, и, окрыленный успехом, Джони закричал, приглашая Надин в гущу танцующих.

Надин покачала головой:

– Нет, спасибо. Я лучше останусь смотреть.

Ее ответ не удовлетворил Джони. Он бросился к Надин, схватил ее за руку, буквально сдернул с кресла:

– Пошли, Надин, потанцуй со мной, давай!

Шон в мгновение ока оказался на ногах и схватил Джони за запястье.

– Она сказала «нет», парень. Ты что, оглох?

– А разве сама она говорить не умеет?! – петушился Джони, и тут Надин поняла, что он пьян. В трезвом виде он не позволил бы себе такую выходку, и уж тем более сегодня вечером, когда Шон настроен так воинственно.

А Шону было только того и нужно: весь вечер он искал, на ком бы сорвать злость.

– Она сама сказала «нет», – в последний раз попытался утихомирить его Шон.