Соседи - Энни Дайвер
Бля-я-ядь. Как можно быть такой идиоткой в тридцать лет, а? Еще и выдумала все удачно, когда проверку перенесли. Все-таки хватаю ее за плечи и легонько встряхиваю, вынуждая посмотреть мне в глаза.
— Послушай меня внимательно, Жанна… Валерьевна, — выдыхаю, безуспешно пытаюсь успокоиться. — С этого дня ты и на пушечный выстрел к Юле не подойдешь. Встретитесь на улице — обходи ее стороной, а если столкнетесь у лифта — иди по лестнице. А со мной общаться только по вопросам баскетбола и исключительно в рабочее время и на рабочем месте. Поняла?
— Прости, Максим! — отчаянно молит одной рукой вцепляясь в мое запястье, но я отстраняю ее от себя и высвобождаюсь из хватки. — Прости, пожалуйста, знаю, что сглупила, — так и стоит в двух шагах, не решаясь подойти ближе, пока я беру с тумбочки ключи.
— Не у меня тебе прощение просить нужно, Жанна. Не у меня, — захлопываю дверь и ухожу, надеясь, что Рыбка опять не закрылась на все замки.
Твою ж дивизию! Угораздило вляпаться в такое дерьмо, а! И главное, как теперь доказать Рыбке, что единственная соседка, с которой у меня что-то было — это она? Ага, было. Теперь только и тешиться воспоминаниями. Блядь! Бью со злости по стене и прыгаю вниз через три ступеньки. Дверь не заперта, и я хмурюсь, тихо проходя в квартиру. Прислушиваюсь к звукам, и сердце останавливается, когда слышу, как тихонечко плачет моя Рыбка. Не дошла даже до спальни, свернулась калачиком на диване и ревет, аж трясется вся. Больно ей, а мне самому от себя становится тошно. Довел.
Сажусь рядом и касаюсь ладонью спины и плеч. Она вздрагивает, быстро смотрит на меня, а потом отворачивается и ревет навзрыд. Никогда не думал, что может быть так больно от чужих слез.
— Юль… Рыбка, пожалуйста, не надо… — она прячет лицо за руками, и я наклоняюсь, обхватываю ее поперек живота и шепчу, боясь напугать ее громким голосом. — Иди сюда, ладно? — усаживаю ее себе на ноги и обнимаю крепко, целуя волосы, глажу плечи, а она утыкается носом мне в грудь и ревет. Не вырывается, и уже хорошо. Значит, не все еще потеряно, и она готова говорить. — Позволишь все объяснить?
Глава 23. По душам
Ненавижу. До такой степени, что хочется выдрать все волосы и отхлестать по щекам. Не его. И даже не Жанну. Себя. Потому что снова позволяю ему быть рядом, обнимать и гладить волосы. Ненавижу себя за то, что мне снова нужен он, чтобы быть счастливой, и что снова позволяю вытирать об себя ноги.
А на Краснова злюсь, потому что после всего позволил себе заявиться сюда и успокаивать меня, будто до моей персоны ему есть дело. Или совесть заиграла, когда увидел? Ну да, Жанна-то теперь может и подождать, когда он бывшую мягко отошьет. Хотя у Краснова никогда не было мягко — в лоб с разбегу. А сейчас все по-другому. Может, потому что все это — случайное стечение обстоятельств?
Но майка… и «повторить»… Все-таки правду говорят: изменивший однажды, изменит и во второй раз.
Слезы жгут щеки, но я не могу их остановить. Стоит только перестать думать о том, что он мог спать с Жанной, как я захлебываюсь в отвращении к самой себе. И только сильные руки, прижимающие к себе чересчур крепко, не дают окончательно утонуть. Краснов ждет, пока я успокоюсь, только шепчет какие-то милости, которые я и разбираю с трудом из-за шума в ушах.
— Юль, Рыбка моя… — горячие губы касаются макушки, а рука оглаживает плечо. Я вздрагиваю от нежности, льющейся от его прикосновений, и не хочу думать, что для нас нет обратного пути. Мне страшно, ведь, если все окажется правдой, то ему придется уйти, и будет еще больнее. — Тише, не реви.
— Не могу, — пищу и всхлипываю от жалостливого голоса. — Пусти меня, я пойду…
— Куда? Дальше плакать? — перебивает Краснов, и я понимаю, что радуюсь тому, что не отпускает. — Я, конечно, впечатлен твоим решением сделать из квартиры аквариум, но давай сначала поговорим, ладно?
Улыбаюсь от его шутки и стираю слезы ладонями. Все еще боюсь поднимать голову, а теперь и вовсе не хочется, чтобы Максим увидел мои опухшие глаза, слипшиеся ресницы и красный нос. От такого вида к Жанне сбежит, даже если раньше и не собирался.
— Ладно, — соглашаюсь и сама прижимаюсь, когда он ослабляет хватку, — только мы будем сидеть так. Не смотри на зареванную меня.
Он усмехается, а я снова всхлипываю. Весело ему, да?
— Хорошо, — он снова целует меня в макушку и устраивается удобнее, ерзая подо мной. — Тогда сразу к важному: с Жанной у меня ничего не было, — дергаюсь, намереваясь наплевать на свое же правило и выпрямиться, чтобы посмотреть в эти бесстыдные голубые глаза. Но Краснов не дает, только обнимает крепче, мешая шевелиться. — Да, Рыбка, знаю, тебе хочется верить, что я все еще тот козел десятилетней давности, но это не так.
— Тогда откуда у нее твоя майка? — возмущаюсь. Ишь какой догадливый. Раз соображалка работает, чего не дошло любовницу хотя бы в другом подъезде завести?
— Помнишь тот день, когда ты уехала с бывшим мужем? — мягко спрашивает, а я понимаю, что злюсь. Ох, Краснов, лучше б ты мои руки держал, потому что они прямо чешутся залепить тебе пощечину, но я держусь. Пока что.
— Ты тогда был у нее?
— Да, но ничего не было. Я разозлился на тебя, а Жанна позвала на ужин в благодарность за помощь. Потом разлила на меня вино, я хотел отстирать, но она восприняла это за сигнал к действию, — он смеется, а я кусаю губы, сдерживая новый поток слез. Ну давай, рассказывай о своих похождениях. — Так быстро я еще ни от кого не убегал.
— И почему сбежал? — отклоняюсь и поднимаю взгляд.
— Потому что кроме тебя даже думать ни о
