Одри Хэсли - Ты станешь моей

Патрисия в панике бросилась проверять его пульс. Он был неровный, но вполне четкий. Она облегченно вздохнула: больной просто уснул.

8

Патрисия приняла душ и переоделась в легкий адидасовский спортивный костюм и домашние тапочки. В таком виде намного удобнее ухаживать за больным. Закончив все необходимые приготовления и захватив с собой книгу, она вернулась в комнату гостя. Патрисия села в удобное кресло на некотором расстоянии от постели. После своего недавнего отчаянного поступка она решила держаться подальше от искушения. Рядом с кроватью стоял торшер. Она оставила его зажженным, что позволяло ей видеть лицо Джозефа и следить за его состоянием с того места, где она сидела.

К счастью, романтическая сага, которую она читала, увлекла ее, она позабыла свои страхи, полностью погрузившись в мир чужих фантазий.

Время близилось к рассвету, когда с кровати донесся какой-то шум. Пат оторвалась от книги, ее сердце учащенно забилось. У Джо, вероятно, еще больше поднялась температура: он метался и стонал. Она подошла к нему и прикоснулась тыльной стороной ладони к его лбу. Боже, он буквально пылал! Не нужен и градусник, чтобы определить, что у него сильнейший жар. Времени на размышления не было. Надо действовать.

Она вышла в ванную, наполнила таз теплой водой, взяла губку и пару толстых махровых полотенец. Затем вернулась в комнату, откинула одеяло и приготовила больного к процедуре, стараясь думать о том, что она в данной ситуации — сестра милосердия, а не сексуально озабоченная особа. Подложить полотенце под его могучее тело оказалось делом нелегким, но Патрисия справилась.

— Все хорошо, Джо, — тихо приговаривала она, обтирая губкой его лоб.

Голова больного металась по подушке, он что-то бормотал в забытьи. В этом бессвязном потоке слов ей удалось различить свое имя, и она грустно улыбнулась.

Продолжая старательно обтирать его загорелые шею, плечи, руки и грудь, Патрисия поймала себя на том, что довольно бесстрастно разглядывает его тело. Оно было атлетически крепким, пропорционально развитые мышцы говорили о природной силе и регулярных тренировках. Живот плоский и упругий. Мягкие черные волосы покрывали широкую грудь, углом спускаясь к пупку.

Продолжая обтирание, Патрисия заметила светлую полоску кожи на линии трусов. Закусив от волнения губу, она начала обтирать бедра и пах. Вдруг его плоть отреагировала на влажное прикосновение губки. Она отдернула руку и, скользнув взглядом по лицу Джозефа, обнаружила, что глаза его открыты. Взгляд этих глаз был затуманенный, как у лунатика. Он не видел и не узнавал ее, просто его тело самопроизвольно реагировало на прикосновения.

Патрисия застыла с поднятой вверх рукой. Ей вдруг захотелось дотронуться до мужской плоти, но она колебалась. Можно ли совершить такое, воспользовавшись его беспомощным состоянием?! А если он вспомнит все завтра утром? Как она посмотрит ему в глаза? Однако ей не пришлось ничего решать: Джо неожиданно, подчиняясь какому-то бессознательному импульсу, схватил ее руку, державшую губку, и приложил к своему паху…

Но вот глаза больного опять закрылись, плоть обмякла под влажной губкой, но рука его продолжала крепко держать ее пальцы. Прошло какое-то время, прежде чем Пат удалось осторожно освободиться. Она продолжила обтирание, стараясь держаться подальше от опасной зоны.

Главную тревогу для нее представляло не возбуждение Джо, а ее собственная реакция. Как она ни старалась, восстановить себя против него ей не удалось. Пока длилось влажное обтирание, ее кровь кипела от безудержного влечения к нему. Но она все же сделала свое дело: кожа больного стала прохладной, температура упала, и он уснул глубоким и спокойным сном.

Патрисия бережно укрыла Джозефа простыней и вдруг почувствовала, что соблазн все-таки пересиливает ее внутреннее сопротивление. Она откинула простыню, обнажив тело Джо до бедер, и начала страстно покрывать поцелуями его тело… Она совершенно не владела собой… Голова кружилась от желания. Неизвестно, что было бы дальше, но Джо вдруг застонал сквозь сон. Пат испуганно выпрямилась.

Слава Богу, он все еще спал. Однако его дыхание участилось, рот был полуоткрыт. Видимо, даже во сне он чувствовал ее поцелуи и реагировал на них. Она не решилась заглянуть под простыню: от одной мысли об этом ее просто скрутило от желания.

Патрисия поспешно ушла в свой угол и, свернувшись в кресле клубком, зажала рукой рот, чтобы никто не слышал ее мучительных стонов. Она гадала — останется ли в памяти больного Джо хоть что-нибудь от этой ночи? И если да, то будет ли он смотреть на нее как на порочную женщину, которая привыкла заниматься любовными утехами, не теряя девственности?

От этой мысли ее бросило в краску. Но одновременно в ней продолжала бушевать страсть. Это было странно. Вина за случившееся пять лет назад загнала внутрь ее плотские чувства и желания. Но сейчас все вырвалось наружу. И она хотела этого мужчину безудержно и неистово.

Главное, что в этой связи предстояло ей решить, — как быть с гордостью и самоуважением. Она уже окончательно поняла, что не выйдет замуж за Керисдолла, а потому, если отдаться Джозефу, это вовсе не будет предательством по отношению к Питеру…

Преследуемая этими мыслями, она забылась на секунду беспокойным сном. Ее мимолетное видение было полно эротики, трепетного шепота и нежных прикосновений…

— Патрисия, дорогая, проснись!

Она, вскрикнув, очнулась и обнаружила стоящего рядом Питера. Он ласково гладил ее плечо.

— Я уезжаю в офис. Как прошла ночь? Давай вызовем Линн, а ты отдохнешь хотя бы полдня.

Патрисия с трудом поднялась с кресла, стараясь сохранить невозмутимый вид и не показать бушевавшего в ней стыда. Она подошла к окну и посмотрела на куст шиповника. Боже, дай мне силы! — пронеслось в голове.

— Он просыпался всего один раз, — скороговоркой выпалила она. — Я слегка обтерла его, и он тотчас уснул.

«Врунишка-врунишка, серенький зайчишка!» — вспомнилась ей детская дразнилка. Джо был прав: она — трусиха! Почему бы ей вот прямо сейчас не сказать Керисдоллу всю горькую правду? Но сейчас, пожалуй, не время для откровений. Она не может так запросто обидеть Питера. Однако раньше или позже сказать все равно придется. Когда же наступит подходящий момент? — спрашивал ее внутренний голос, с каждой минутой становившийся все сильнее и требовательнее. Ты когда-нибудь скажешь ему правду? Или собираешься выйти за него замуж, чтобы только не обидеть? Но ведь от твоего решения зависит и твое собственное счастье, глупая. Давно пора по-настоящему заняться собой, хватит распускать нюни. Но буду ли я действительно счастлива? — сомневался рассудок.