Морин Чайлд - Роковой треугольник

Покачав головой, она попросила:

— Хватит о Стиве, мамочка.

— Дорогая... — София осторожно положила ложечку теста на противень. — Если ты думаешь, я не вижу, что происходит между вами, то ты ошибаешься.

Вздохнув, Ванда откинулась на спинку стула и вытянула перед собой ноги. Сложив на груди руки, она посмотрела на свою мать.

— Мама, если ты ожидаешь, что я буду говорить с тобой об этом, то ты ошибаешься.

Заполнив противень, София поднесла его к духовке и поставила внутрь. Закрыла дверцу, включила таймер, потом повернулась и посмотрела на свою дочь.

— Ты ведь знаешь, дорогая, как важны для меня вы с Биллом?

— Да.

Ванда молча ждала продолжения.

— Я хочу, чтобы вы оба были счастливы.

— Я это знаю.

— А Биллу нравится общаться с Беренджерами.

— Все так. — Вот еще один грех на ее совести. Мать не знает, что отец Билли — Стив. И не узнает.

— Ты и сама расцвела за последнюю неделю.

— Мамочка... — Ванда выпрямилась.

— Дорогая. — София взяла стул и села рядом с дочерью. Протянув руку, накрыла ладонь Ванды и продолжила: — Ты любишь Стива.

О боже. Она сама совсем недавно осознала этот факт. Как догадалась о том же ее мать? Неужели перемены в ее настроении так заметны окружающим?

— Мамочка, — с нажимом произнесла она, — правда заключается в том, что я не могу себе позволить любить Стива.

— Значит, я не ошиблась и ты действительно любишь его, — заметила ее проницательная мама, потом спросила: — Почему, ради всего святого, ты не можешь себе позволить любить его?

— Потому что он нигде подолгу не задерживается, а я всегда стремилась к постоянству во всем.

Самый простой ответ. Единственная правда, которую она осознала в пять часов утра и на которую можно сослаться. Хоть ее тело все еще помнило его поцелуи и умелые ласки, надо посмотреть суровым фактам в лицо. Как бы хорошо ни было им со Стивом, их отношения долго не продлятся. Биллом она с ним не поделится.

— Что я испытываю к нему, не имеет значения. Мы слишком разные. И вряд ли будем счастливы вместе.

София ударила дочь по руке. Та от удивления вскрикнула:

— Ой!

— Будь честной перед собой, Ванда, — сказала ее мать, нахмурившись. — Что значит — твои чувства не имеют значения? Только они и имеют.

— Как ты можешь говорить мне такое? — спросила Ванда. — Мне нужно думать о Билле. Обеспечить ему будущее, защитить его.

— От чего? От любви?

— Мама...

— Дорогая, я знаю, что ты боишься. — София откинулась на спинку стула. — Одному Господу известно, как я сама боялась. Из-за своего страха я долго не принимала всерьез наши отношения с Доном. Но если бы ты увидела себя со стороны такой, какой я вижу тебя последние пару недель... Ты ожила и начала радоваться жизни после того, как сюда вернулся Стив.

Соскочив со стула, Ванда начала мерить шагами кухню. Видимо, ей придется продолжить этот разговор, хочет она того или нет. София терпеливо ждала, и вот наконец Ванда заговорила:

— Когда я вижу Стива, все внутри меня просыпается. Звучит глупо, но это так. Я не ожидала таких сильных эмоций от себя. — Она бросила взгляд на мать. — Ты ведь знаешь, я не забыла Дейва. Я любила его. А потом он умер, и я осталась одна.

— Это был чудовищный несчастный случай, дорогая. Но ты не можешь всю жизнь расплачиваться за ту трагедию.

— Ты разве не понимаешь? — воскликнула Ванда. — Посмотри на Стива. Он только и ждет, чтобы с ним произошел несчастный случай! Этот человек постоянно рискует жизнью в диких джунглях... Он любит остроту ощущений, любит риск, опасность. Если я позволю себе любить Стива, а потом потеряю его... как я смогу пережить это?

София встала, положила руки на плечи Ванде и пристально посмотрела ей в глаза.

— Милая моя, но если ты не позволишь себе любить Стива, то точно так же его потеряешь.

Спустя час Стив стоял у реки на склоне, где рос тот памятный дуб, смотрел на спокойную поверхность воды. По реке, шепча, пронесся тихий ветерок, и к берегу потянулась легкая рябь.

— Поговори с Дейвом. — Стив покачал головой и перевел взгляд с реки на небо, потом снова на воду. Неужели Алек прав? Если уж дух Дейва наблюдает за ними, то чаще всего он здесь, у реки. Возможно, он и впрямь не против, чтобы прошлое осталось в прошлом и они с Вандой начали бы новую жизнь.

Он сжал ладонями виски, стараясь унять головную боль, которая не давала ему покоя вот уже несколько часов. Стив чувствовал себя идиотом, принимая на веру такие смехотворные идеи. Но в то же время у него самого создалось впечатление, что его что-то... окружает. Даже если Дейва здесь нет. Даже если он там, где ему и полагается быть и где они все рано или поздно окажутся.

Надо рассказать Дейву о своих чувствах. И признаться ему во всем. Излить наконец ту душевную боль, которая мучила его все эти годы.

— Алек сказал, что если я поговорю с тобой, то почувствую себя лучше. — Опустившись на согретую солнцем траву, Стив положил руки на согнутые колени и вздохнул. — Думаю, это глупо, но я так устал страдать, Дейв. Устал оттого, что, вспоминая ту ночь, каждый раз испытываю муки совести. — Он нахмурился и прошептал: — Я даже не знаю, что именно должен сказать. Простого «я сожалею», наверное, мало. Но что еще?

Откуда-то поднялся прохладный ветерок, пронесся мимо него, а потом побежал к открытому пространству над рекой. Стив улыбнулся и представил, что Дейв действительно здесь, рядом. Он почти ощущал его присутствие. Воображение? Возможно. Понемногу он начал успокаиваться.

— Билл замечательный парень, — мягко продолжил Стив. — Ты, конечно, им гордился. Но ты ведь и сейчас, наверное, все время наблюдаешь за ним? — Говорить с Дейвом было вовсе не странно, как он предполагал, а почти естественно. Но самое трудное было впереди. — И, если ты приглядываешь за Биллом, полагаю, ты также знаешь, что происходит между мной и Вандой.

Он нахмурился, выдернул пучок сухой травы и смял ее в пальцах.

— Я люблю ее. Больше всего на свете. — Лишь произнося эти слова, Стив наконец признался самому себе в том, что так долго отрицал. Он любил Ванду все эти годы. Только ее одну.

При этой мысли его охватила настоящая паника, и Стив сделал глубокий вдох.

— Я не знал, что она так много значит для меня. Черт, я даже не знал, что люблю ее, до этой минуты. Но, даже когда мы были детьми, она мне нравилась. Конечно, я не хотел, чтобы ты знал об этом. Но сейчас ты должен узнать. Я пытался украсть ее у тебя той ночью, но она убежала от меня. К тебе.

Он проглотил комок в горле и заставил себя продолжать:

— Я даже на какое-то время возненавидел тебя. За то, что она твоя.