Линн Харрис - Победит лишь один
В жизни должно быть что-то лучше этого, что-то более важное. Кэролайн чувствовала, как бьется сердце Романа, его пульс был ровным и сильным, и она нашла ответ на свой вопрос.
Любовь. Семья. Радость.
Она поняла, что за беспокойство мучило ее: она по-прежнему любила Романа. Это открытие поразило ее. Она всегда любила этого человека, но смогла предать его, предала их обоих. Она разрушила то, что он чувствовал к ней.
Страх проснулся в груди Кэролайн. Как можно собрать воедино мелкие черепки? Как она может исправить то, что натворила?
Физического желания было недостаточно. Ей хотелось того, чего раньше она не понимала: Романа, Райана, жизни вместе, наполненной любовью и счастьем.
Возможно ли это? Будет ли когда-нибудь?
Кэролайн ощутила, как Роман напрягся и слегка отдалился от нее. Она опустила руки, не желая быть отвергнутой.
Роман отступил. Выражение его лица было абсолютно пустым. Внутри Кэролайн все перевернулось от страха.
– Ты не серьезно, Кэр, – начал Роман, и она с трудом вспомнила, о чем они говорили: о компании.
– А если серьезно? – Внутри все переворачивалось вновь и вновь. Читает ли Роман ее мысли? – Что, если я хочу вернуться и начать все сначала? Сделать другой выбор?
Роман не стал притворяться, будто не понимает, о чем она. Она заметила, как он нахмурился, как в глазах что-то промелькнуло.
– Не надо. Ты приняла решение. Все, что могло быть, разрушилось, когда ты ушла и унесла нашего ребенка с собой.
Ужин был на веранде: креветки, печеные овощи, вяленая курица, острый рис, бобы и жареные плантейны[1], кроме того, подали белое вино и кофе.
Кэролайн ела молча, слушая рассказы Райана о пляже. Иногда она посматривала на Романа, который казался одновременно напряженным и довольным.
Кажется, он начинал понимать, насколько важно было включаться в беседу, когда Райан обращался к нему. Хотя Роман и удивлялся бесконечным вопросам, он с удовольствием на них отвечал. Он осознавал постепенно, что для общения с мальчиком нужно было в первую очередь создать уютную обстановку для самого ребенка.
Когда ужин закончился, Блейк объявил, что настало время мыться, и Райан начал спорить и хныкать.
– Никаких споров, молодой человек. Уже время, – строго прикрикнул Блейк.
Райан обернулся к маме:
– Я хочу, чтобы мистер Роман пошел со мной.
Кэролайн посмотрела на Романа. Его пристальный взгляд был настороженным.
– Думаю, милый, ты должен спросить его сам.
Мальчик повернулся к отцу. Кэролайн знала, как тяжело ему сейчас преодолевать свое смущение. Он постепенно привыкал к Роману, это было заметно, но они были знакомы не так долго, и просьба Райана была большим шагом вперед, даже если Роман этого еще не понимал. Кэролайн мысленно молилась, чтобы он согласился.
– Вы пойдете со мной купаться, мистер Роман? – едва слышно, опустив глаза, спросил мальчик.
Долю секунды Роман не отвечал. Он вновь встретился взглядом с Кэролайн, и, хотя она не совсем поняла его мысли, она знала, что Роман чувствует всю важность момента.
Роман отодвинулся от стола и молча встал. Кэролайн затаила дыхание в ожидании его ответа. Она знала: его обуревают эмоции.
Роман протянул руку Райану. Мальчик слез со стула и скользнул маленькой ладошкой в его руку. Роман посмотрел на Кэролайн. Что было в этом взгляде: ненависть, злоба, отвращение – она так и не поняла.
Наверное, смесь всего. Он отвернулся, и Кэролайн ощутила, словно после солнцепека ее окунули в ледяную воду.
– Тебе придется рассказать, что входит в твое купание, – начал Роман, полностью переключившись на Райана.
Они пошли в дом под восторженные рассказы мальчика. Полными слез глазами Кэролайн посмотрела на Блейка.
– О, милая. – Блейк подошел и сжал ее плечо. – Все образуется. Ты увидишь. Им просто нужно время.
Она сглотнула комок, прежде чем смогла заговорить:
– Не уверена. Я давным-давно все разрушила.
Блейк улыбнулся.
– Сомневаюсь. Очень сомневаюсь. – Он погладил ее по плечу и вернулся на свое место. – Вот увидишь. Поверь мне.
«Милый, дорогой Блейк…» – подумала Кэролайн и рассмеялась:
– Ты такой же самоуверенный, как и он, ты знаешь?
Блейк аккуратно подцепил вилкой кусочек манго:
– Я знаю то, что знаю.
Роман застал Кэролайн на берегу. Он ее не искал, ему просто хотелось освежиться после тяжелого дня и привести мысли в порядок. Видимо, Кэролайн хотела того же.
Снова, как и все последние дни, его сердце сжалось, когда он увидел ее, одиноко стоящую на берегу с туфлями в одной руке и развевающимися волосами.
Желание, смешанное с ненавистью, почти физически мучило Романа.
Он не мог себе больше лгать: он не испытывал ненависти к Кэролайн. Никогда. Он ненавидел то, как она поступила, ее предательство, но не ее саму. Как он мог? Особенно теперь, когда он узнал, что у них есть ребенок…
Кэролайн была еще юна и всегда желала угодить отцу. Конечно, она бы сделала все, о чем бы ни просил ее Фрэнк Салливан. Роман ощутил прилив злости, но вспомнил, что этот человек, лишивший его и любимой женщины, и работы, сейчас медленно угасает от тяжелой болезни.
Он годами винил семью Салливан в том, что произошло с его матерью, но на самом деле виноват был его собственный отец. Если бы Андрей Хазаров не был жестоким тираном, матери не потребовалось лечение, за которое Роман едва мог платить.
Глядя сейчас на Кэролайн, он понимал, что чувства к ней были гремучей смесью всего, в чем он не пытался разобраться. Словно он попал в лабиринт с тысячью возможных путей к свободе. Тем не менее Роман подозревал, что никогда не выберется из него.
Волны забегали далеко на берег, и Кэролайн стояла на влажном песке, позволяя воде омывать ее ноги.
Роман двигался тихо, но Кэролайн услышала его и обернулась, когда он подошел. Одной рукой она держала себя за локоть, а в другой болтались туфли. На ее бледном лице глаза казались огромными. На мгновение Роману захотелось подойти и сжать ее в объятиях. Но он вспомнил, как сын называл его «мистер Роман», и остановился.
Кэролайн молча смотрела на Романа. В ее глазах скрывалась вся та боль, которую она испытывала последние годы. Роман разозлился на себя за желание избавить ее от этого мучения. Ему сейчас должно было быть больно, а не ей.
Он вспомнил вечер, вспомнил, как чувствовал себя не в своей тарелке, помогая сыну с купанием и укладыванием спать. Как он может простить Кэролайн?
– Прости меня, Роман, – наконец произнесла она. – За все.
Внутри все болело, словно он ударялся грудью о скалу снова и снова.
– Я не верю, что извинений достаточно.
Кэролайн уронила голову:
