Приют искушений - Люси Кинг
— Я знаю, — сказал Зандер. — В глубине души я всегда этого хотел. Просто никогда не знал как.
Сердце сжалось от сочувствия, но Миа не позволила отвлечься.
— Я не говорю, что это не требует времени, потому что это так. И это тоже нелегко. Но ты не сможешь идти вперед, если не поймешь прошлое и не примиришься с ним. И ты не сможешь преодолеть свои ошибки, если не признаешь их.
Миа умолкла и сделала глоток чая.
— Хочешь узнать, какой у меня самый большой недостаток? — спросил Зандер, повернувшись к ней. В его темных глазах блистали отблески огня.
Миа кивнула. Она хотела знать все, что можно, о великолепном, храбром, неотразимом мужчине, от которого ей повезло зачать ребенка, какими бы ни были его недостатки.
— Конечно.
— Я не могу контролировать потребность в тебе.
И когда он потянулся к ней, стало ясно, что Зандер завершил разговор, который наполнил Миа не только сочувствием, но и желанием.
Зандеру пришлось закончить разговор той ночью в библиотеке. На него обрушивались одно потрясающее откровение за другим, и его израненный разум просто не мог больше этого выносить. Ему пришлось искать убежища в сексе. К тому моменту он понял только это.
Ему не понравилось замечание Миа о том, что его отношения с Валентиной затмевают последние шестнадцать лет. Из-за того, что она рассказала об этом, он показался слабым. Еще он не оценил намек на то, что его так называемая неспособность установить более глубокую связь только у него в голове. Это не так. Это была очень реальная, очень глубоко укоренившаяся часть его. Но, по крайней мере, Миа не стала выпытывать его тайны, расспрашивать о том, почему он никогда не позировал для портрета.
Однако остальная часть их разговора, которая пролила свет на его воспитание, имела большой смысл. Конечно, им пренебрегали. Конечно, он так и не научился правильно общаться. Ему не за кем было наблюдать и некому подражать. У него были замечательные няни, но они точно не подавали пример для подражания. Так откуда ему вообще знать, что делать?
Удивительно, что его братья и сестры научились налаживать и поддерживать отношения, ведь они выросли в одном доме! Хотя в их жизни было немало драматичных моментов, и каждый из них обладал уникальным, зачастую травмирующим, жизненным опытом. Лео разбился на лодке. Олимпия провела год в реабилитационном центре. Аттикус и Талия — близнецы, они есть друг у друга, что, по-видимому, облегчало ситуацию. Больше других пострадала Дафна. В тринадцать ей поставили острый миелоидный лейкоз, и, хотя ремиссия продолжалась почти десять лет, большую часть своей юности она провела в больнице. Как Дафна справлялась с недугом при таком подходе родителей к воспитанию детей?
Открытие и принятие того, что неспособность строить отношения — не его вина, а скорее побочный продукт проблемного воспитания, в некотором роде изменило правила игры. Это наводило Зандера на мысль, что у него нет непреодолимых недостатков, как он опасался, и что он, возможно, не такой никчемный, как всегда предполагал.
Следующие двое суток мрачная пустота, которая так долго существовала внутри, как живое, дышащее существо, казалось, ослабла. После их разговора Зандер не чувствовал себя уязвленным, как ожидал, он испытывал странное чувство легкости и освобождения.
Он обнаружил, что его больше не беспокоит даже то, что он заставляет Миа выполнять ее часть их сделки. Брак перестал быть такой насущной необходимостью, как раньше. Она заглянула в самые потаенные уголки его души и не ужаснулась. Так что у Миа не было никаких причин запретить ему подходить к ребенку.
Теперь Зандер скорее радовался, что Миа сопротивлялась. Брак ради ребенка только усложнит ситуацию. Они легко могут воспитывать ребенка порознь. Так поступают многие. Как бы там ни было, мысль построить устойчивые отношения с Миа и их ребенком теперь не казалась такой невозможной, как раньше. Чем больше он разговаривал и делился с ней, тем большему учился, и тем менее непреодолимыми казались проблемы, с которыми он сталкивался.
У нее даже получалось успокаивать его волнение в тех редких случаях, когда оно возникало. Этим утром, например, он провел рукой по ее телу, и когда почувствовал едва заметную выпуклость живота, он, тридцатипятилетний мужчина, который презирал бесчисленных соперников в зале заседаний и обладал большей властью и влиянием, чем лидеры некоторых небольших стран, задрожал.
— Все хорошо? — пробормотала она, но Зандер не смог ответить.
Ему было совсем не хорошо. Пульс участился, стены надвигались на него, и Зандер искренне думал, что вот-вот упадет в обморок, хотя в тот момент лежал на кровати.
Но потом Миа накрыла его руку своей, и головокружение прекратилось так, что он начал вдыхать и выдыхать, глубоко и медленно, пока приступ не прошел.
— Хорошо.
— Знаю, ты сомневаешься, что можешь быть отцом, — сказала Миа, — но у тебя хорошо получится. Ты инстинктивно защищаешь, ты хочешь лучшего, и тебе не все равно. Неплохо для начала.
«Неужели она и правда так о нем думает?» — задавался он вопросом, когда хаос, бушевавший внутри, успокоился. Искренне ли она верит, что у него все получится? Удивительно, но это прозвучало так, будто она действительно верила.
Миа не разочаровалась в нем. Она исправила его. Или, по крайней мере, некоторые части его. И за это заслужила благодарность.
Миа никогда не получала много подарков. Мать бросила школу, чтобы родить ее, а когда Миа пошла в детский сад, устроилась продавцом на неполный рабочий день. Денег на игрушки не хватало.
Итак, когда Зандер сказал, что сделает ей подарок на Рождество пораньше, как только она преодолела желание танцевать по комнате и душить его поцелуями — нелепая чрезмерная реакция, — она не могла представить, что бы это могло быть. Бриллиантовое колье? Что-нибудь для ребенка? Она понятия не имела.
Подарок превзошел ее ожидания. В понедельник утром водитель отвез ее домой, чтобы собрать сумку с теплой одеждой и взять паспорт. Затем он доставил ее в аэропорт, где на взлетной полосе стоял частный самолет, сверкающий в лучах морозного декабрьского солнца.
— Куда летим? — спросила она в некотором оцепенении, передав сумку стюарду.
Зандер ухмыльнулся,
