Марта Шилдз - Верю тебе

Раф поставил ее кресло рядом со своим, и Эмма обвила его шею руками, когда он прижал ее к себе, обняв за талию.

Он закрыл глаза, словно прошлое снова нахлынуло на него.

Нахмурившись, она взъерошила ему волосы.

— Я здесь, Раф. Я — не воспоминание.

Он открыл глаза.

— Я знаю. Я чувствую это каждой клеткой своего тела.

— Ты вроде собирался поцеловать меня.

— Обязательно. — Он провел пальцами по ее щеке. — Я мечтал о тебе еще с того поцелуя в грузовике. Нет, с того момента, как ты вошла в конференц-зал. Я хочу насладиться мгновением.

Она наклонилась и коснулась губами его губ.

— Черт возьми, Эмма, — выдохнул Раф, чуть отстранившись, — это куда лучше любого воспоминания. Поцелуй меня еще.

Бешеная радость охватила ее. Ее план работал. Она открыла губы навстречу его губам.

Чертыхнувшись, он рванул ее с кресла, отшвырнул его ногой и усадил ее себе на колени.

Она сразу вспомнила наслаждение, которое он был способен ей дать. Это был ее муж, ее давно потерянный любовник. Она узнала бы его, даже если бы была незрячей и глухонемой.

— Как давно это было.

Она прижалась теснее.

Он вдруг взял ее за подбородок.

— Посмотри на меня.

Нестерпимое желание сделало его лицо жестким, как камень.

— Скажи, что ты хочешь меня не меньше, чем я тебя.

Она давно забыла, что бывает такая страсть.

— Я…

— Мам! Раф! Вы там?

— Черт!

Они воскликнули это одновременно и виновато улыбнулись.

— Я только хотел сказать тебе, что это еще не конец. — Раф откинул прядь волос у нее со лба. — Но мне кажется, нам не стоит так спешить.

Эмма еле сдерживала разочарование.

— Ты прав. Я никогда не хотела, чтобы все зашло так далеко.

Он грустно улыбнулся.

— Ты забыла, что имеешь дело с человеком, неистовым, как подросток. Если мы займемся любовью, для меня это будет как первый раз, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Габи влетел, как маленькая ракета, и сразу забрался к Рафу на колени, чтобы выслушать следующую главу сказки.

Раф вбежал по ступенькам лестницы быстрее, чем обычно. Хотя была почти полночь, у него в квартире горел свет. Он надеялся, что Эмма ждет его.

Он распахнул дверь.

— Эмма.

Никто не ответил.

Раф сделал еще два шага и увидел, что она спит на диване.

Она выглядела такой же юной и чистой, как Эмма из его воспоминаний.

Он отвел прядь белокурых волос с ее щеки.

— Я дома.

Дома. Ему действительно казалось, что он пришел домой. Такого не случалось за все годы, что он провел в Хьюстоне.

Эмма пробормотала что-то и еще глубже зарылась в подушку.

— Просыпайся, querida. Я хочу поцеловать тебя.

Ресницы у нее взметнулись, она открыла глаза. Он, как зачарованный, смотрел, как темно-зеленые глаза приобретали яркий оттенок весенней зелени.

Окончательно проснувшись, Эмма сонно улыбнулась.

— Который час?

Она зевнула, прикрыв рот.

— Почти полночь. В Атланте шел дождь, и самолет задержался на несколько часов.

— Как все прошло? Ты получил заказ?

Раф кивнул.

— Они заключили со мной соглашение на год. Похоже, они в восторге от идеи, и им очень понравился пробный экземпляр. Я сказал, что у меня работает лучший в Мемфисе художник-оформитель.

Эмма, улыбаясь, протянула руку, дотронулась ладонью до его щеки и провела большим пальцем по неровной линии, прочерченной сверху вниз.

— Я скучала по тебе.

Затаив дыхание, он наклонился, чтобы обнять ее за талию.

— Правда?

— Почему ты не позвонил?

— Я задержался допоздна прошлой ночью. Менеджеру так понравилась идея, что он потащил меня на ужин. Он даже предложил некоторые темы для статей.

Эмма криво улыбнулась.

— Которыми ты, конечно, воспользуешься.

Он улыбнулся в ответ.

— Конечно. Совсем не плохие идеи.

Несколько минут они улыбались друг другу. Наконец она произнесла притворно сердитым голосом:

— Мне казалось, что ты собирался меня поцеловать.

У него перехватило дыхание. Время было позднее, и вряд ли кто-то мог им помешать. Но если он начнет ее целовать, ему захочется отнести ее в спальню и уложить, обнаженную, на свою огромную кровать. И тогда ему тоже придется раздеться.

Он содрогнулся от отвращения к самому себе и непреодолимого влечения к женщине, которую держал в объятиях.

— Что случилось? — спросила она нерешительно.

Он провел пальцем по ее нижней губе.

— Боюсь, что, поцеловав тебя, не захочу остановиться.

Она затрепетала.

— А это было бы плохо?

— Я думал, что мы договорились не торопиться.

— Понятно. — Улыбка у нее погасла. Она приподнялась, опершись на локоть. — Это моя ошибка. Мне казалось, что ты хочешь меня.

Он рывком поднял ее с дивана и крепко прижал к своему телу.

— Теперь скажи, что я тебя не хочу.

Она обвила его шею руками.

— Тогда поцелуй.

Он прижался к ее губам. Пока они стоят, все будет нормально. Она не увидит его шрамов и не задохнется от отвращения.

Только когда он скользнул руками ей под свитер, в голове зазвенели тревожные колокольчики.

Раф тут же отдернул руки и поправил на ней свитер, потом поцеловал ее в макушку.

— Я… хочу, чтобы ты была абсолютно уверена в том, что это то, чего ты хочешь.

Она слегка отклонилась назад, чтобы видеть его лицо.

— Ты, не переставая, давил на меня, пока я наконец не поняла, что хочу тебя. А теперь сам уклоняешься.

— Я никогда не давил на тебя.

Она высвободилась из его рук.

— Может быть, не так откровенно, но ты всегда так смотрел, будто хочешь меня.

— Я и хотел, — сказал он. — И продолжаю хотеть.

— Тогда почему же ты остановился?

Он сам себе удивлялся. Почти месяц он мечтал о том, чтобы она оказалась у него в постели. Может быть, если он выключит свет…

Нет, тогда она почувствует шрамы и еще сильнее ужаснется.

— Я сказал тебе: хочу, чтобы ты была полностью уверена. Ты всего три дня назад решилась доверять мне. Пусть пройдет еще немного времени.

— Сколько?

Он посмотрел ей прямо в глаза.

— Пока ты не скажешь Габи, что он мой сын.

Эмма виновато отвела глаза, и Раф понял, что на какое-то время получил отсрочку. Ему стало легко и захотелось выть от тоски.

Он схватил ее за руку.

— Пойдем, я отведу тебя в твою комнату. Два дня назад кровельщики закончили ремонт крыши, можно было снова переселиться на второй этаж. Комната Эммы была в дальнем конце дома. Ее отделяли от него двадцать ярдов травы и бетона, а ему казалось, что несколько световых лет.