Нора Робертс - Танец ее мечты
Здесь царила полная гармония цветов и безупречный порядок, и все-таки квартира не производила впечатления холодной, холостяцкой, а, наоборот, была очень милой и уютной. Мадди не понимала, в чем тут дело.
— У вас очень красиво, Рид.
Она подошла к окну и посмотрела вниз. Пожалуй, его проблема таилась именно здесь. Он был невероятно чуждым и равнодушным к городу, в котором живет, безразличным к его звукам, запахам, ко всем живым и радостным ощущениям, что он дает человеку.
— Вы любите стоять здесь и представлять себе, что там происходит?
— Где именно?
— В городе, конечно, во всех этих домах. — Она оглянулась на него, словно приглашая встать рядом. Он подошел, и она снова посмотрела вниз. — Где-то ссорятся, где-то веселятся, где-то люди ласкают друг друга. Вот, например, эта машина с полицейскими. Куда она мчится, успеет ли доехать вовремя до места вызова? Сколько бездомных будет ночевать в парке на скамейках? Сколько людей было сегодня обмануто, сколько бутылок выпито, сколько родилось детей за этот день? Поразительно интересный город, правда?
Он вдыхал ее уже знакомый запах, едва уловимый и смущающий своей невинностью.
— Не все воспринимают его так, как вы.
— Вы знаете, мне всегда хотелось жить в Нью-Йорке. — Она отошла в глубь комнаты, откуда было видно только зарево огней над городом. — С тех пор, как я себя помню. Удивительно, что у каждой из нас — я имею в виду себя и сестер — свое внутреннее ощущение, где нам лучше жить. При всей нашей близости мы поселились в совершенно разных местах. Эбби в деревне в Виргинии, Шантел в Голливуде, а я здесь.
Он с трудом удерживался от искушения дотронуться до ее волос. Как всегда, когда она говорила о сестрах, в голосе ее слышались грустные нотки. Он не понимал, что значит иметь столько близких родственников. У него был один отец.
— Не желаете что-нибудь выпить?
Его тон был официально любезным, бесстрастным. Она старалась не обращать на это внимания.
— Я бы с удовольствием выпила минеральной воды, лучше «Перье», если у вас найдется.
Он направился к небольшому бару черного дерева. Она больше не подошла к окну. Ей не хотелось смотреть на парк и представлять, как люди гуляют там парами, наслаждаясь вечерней прохладой, в то время как она чувствовала себя совершенно ненужной человеку, которого пришла увидеть.
А потом она вдруг увидела свою азалию — на изящной консоли, расположенной так, чтобы на цветок не попадал прямой солнечный свет. Мад-ди пощупала землю — она была чуть влажной, но не мокрой, с улыбкой коснулась оживших листочков. Значит, Рид может заботиться о других, если захочет.
— А моя азалия похорошела у вас, — сказала она, принимая у него стакан воды.
— Да она еще еле дышит, — возразил Рид, наливая себе бренди.
— Нет, правда, ей лучше. Она уже не выглядит такой… такой безнадежной. Спасибо вам.
— Вы ее слишком обильно поливали. — Он выпил, стараясь не смотреть в ее открытые искренние глаза. — Почему вы не садитесь, Мадди? Скажите же мне, почему вы решили прийти ко мне?
— Просто хотела вас увидеть. — Впервые она позавидовала небрежной манере Шантел в обхождении с мужчинами. Позавидовала и тут же разозлилась на себя. — Послушайте, я ничего в этом не понимаю! — Она взволнованно заходила по комнате. — Я не обучена светским манерам, мне было некогда этим заниматься, поэтому я всегда прямо говорю то, что думаю. Я хотела вас видеть, поэтому и пришла! — Она с вызовом присела на край дивана.
— Значит, светским манерам вы не обучены. — Он с трудом скрыл улыбку, хотя от влечения к этой забавной девушке у него все сжалось внутри. — Понимаю. — Он тоже сел, но не рядом с ней, а на расстоянии. — Вы пришли, чтобы сделать мне предложение?
Глаза ее вспыхнули от возмущения.
— Оказывается, не только артисты так уверены в себе. Видно, женщины, с которыми вы привык ли общаться, несутся к вам в постель сломя голову, стоит только пальцем поманить.
Он спрятал улыбку за поднятым стаканом.
— Женщины, к которым я привык, не распевают дуэтом в вестибюле с охранником.
Она резко опустила свой стакан на стол, чуть не расплескав воду.
— Может, потому, что им медведь на ухо наступил.
— Возможно. Дело в том, Мадди, что я просто не знаю, что с вами делать.
— Что со мной делать?! — Она встала, вся побелев от негодования. — А вам ничего не нужно со мной делать. Я не хочу, чтобы вы что-то со мной делали. Я вам не Элиза Дулитл.
— Вы даже мыслите драматургическими образами.
— Ну и что? А вы — колонками цифр! — Она снова стала нервно расхаживать по комнате. — Зачем только я пришла! Это было глупо, глупо! Но я всю неделю чувствовала себя несчастной, а я не могу так, не умею. — Она круто повернулась и бросила ему в лицо упрек: — Я даже пропустила свой номер, потому что только о вас и думала!
— В самом деле? — Он тоже поднялся, хотя дал себе слово разозлить ее так, чтобы она ушла, прежде чем он сделает какую-нибудь глупость. И все-таки совершил ее — подошел к Мадди и погладил по щеке.
— Да! — Мадди растерялась: вспыхнувшая от этого неожиданного жеста нежность погасила ее злость. Она перехватила его руку. — Мне хотелось, чтобы вы тоже обо мне думали.
— А если я думал… — Ему так хотелось ощутить рядом ее сильное гибкое тело, что он решил подыграть ей, немножко, только сейчас. — Если я смотрел в окно в своем офисе и вдруг понял, что думаю о вас.
Она привстала на цыпочки, чтобы дотянуться до его губ. Она чувствовала, какая борьба происходит в его душе. Ей тоже нелегко было справиться со своими чувствами, но его борьба имела другие причины и следствия. Стоит ли пытаться понять его, когда он здесь, рядом! Ей самой этого было достаточно, но ему — вряд ли.
— Рид…
— Нет. — Он обнял ее и притянул к себе. — Не надо ничего говорить.
Он жаждал того, что могли дать ему ее губы, руки, все ее легкое и сильное тело. С тех пор как она ворвалась в его жизнь, его дом, его любимый и тихий приют, стал казаться ему пустым и холодным. И сейчас, когда она была здесь, рядом, ему страшно было подумать, что он снова останется один.
Он целовал ее нежно и страстно, упиваясь, наслаждаясь ее близостью. В ее ласковых прикосновениях чудилась какая-то самоотверженность, готовность скорее отдавать, чем брать. Он почти верил в это.
Как легко он сумел вскружить ей голову, невольно изумлялась Мадди. Она никогда не придавала поцелуям большого значения, привыкла выражать ими свою любовь и симпатию к друзьям и близким, даже целовалась на сцене с партнером при полном зале зрителей. Но сейчас все было иначе. Поцелуи Рида были бурными, он вкладывал в них какой-то пыл, натиск, отчего загоралось все ее тело. Страсть не была для Мадди чем-то неизвестным и незнакомым, ведь каждая роль требовала от нее всей ее души, всей страсти — без этого публика осталась бы равнодушной к ее героине. Наверное, в отношениях мужчины и женщины загорается страсть иного рода, но Мадди не представляла, что она способна так подчинить себе, так опьянить рассудок.
