Обыкновенное чудо - Филдинг Лиз
– Люби меня, и будь что будет.
Ураган стих. Фергюс зажег свечи и, приподнявшись на локте, наблюдал, как она спит.
Вероника спала сном младенца, тихо и спокойно, улыбаясь во сне. Спустя некоторое время она заворочалась, потянулась, а когда случайно задела его ступней, широко распахнула глаза. Когда она окончательно проснулась, улыбку на ее лице сменило выражение глубокой грусти, и он поспешил сказать:
– Ты понимаешь, что теперь просто обязана выйти за меня замуж.
Она словно оцепенела.
– Замуж за тебя?
Он сделал что-то не то. Он это почувствовал.
– Ну после того, как ты соблазнила меня, я должен остаться благородным человеком. Мои сестры будут настаивать. И если что, встанут за меня горой.
По ее лицу Фергюс понимал, какую гамму чувств она переживает: разочарование, печаль и, пожалуй, облегчение от сознания того, что он всего лишь подшучивает над ней. Потом усилием воли она заставила себя улыбнуться, чтобы хоть как-то отреагировать на его болтовню.
– Если ты им не скажешь, как же они узнают?
– А я им всегда все рассказываю.
– Да, но не все, что ты им рассказываешь, правда. Как, например, когда ты сказал им, что мы помолвлены, – напомнила Вероника.
– Но это соответствует действительности. – Он взял ее левую руку и повернул так, чтобы было видно сверкающее на пальце обручальное кольцо. – Вот и доказательство.
– Фергюс, ты прекрасно знаешь, что все это недоразумение. – В ее тоне прозвучала какая-то безнадежность. Это вселило в него уверенность, что стоит проявить настойчивость.
– Да, произошло недоразумение, нас не правильно поняли посторонние люди. – Он поцеловал ее пальцы, ладонь, запястье. – Но я-то все это время прекрасно понимал, что делаю.
– Не надо! – Она села, отнимая свою руку. Бриллиант сверкнул где-то на уровне ее подбородка. Она смотрела перед собой немигающим взглядом. – Прости.
– Неужели я был так плох?
– Что? – обескураженная, обернулась к нему Вероника.
– Признаю, мне потребовалось время, но ведь, как в любом деле, нужна сноровка… – Он замолчал, заметив, что ее глаза снова наполнились слезами. – Ну, ну, перестань. – Он тоже сел, придвигаясь к ней поближе, и нежно обнял так, чтобы она поняла, что он хочет всего лишь успокоить ее. – Поппи с Дорой не такие уж плохие. Поверь. Конечно же, они не заставят тебя выйти за меня замуж. Даже если я забеременею…
Это была всего лишь глупая шутка; он хотел рассмешить ее. Вместо этого последовала противоположная реакция. Должно быть, она слишком долго сдерживала себя, потому что вначале слезы просто текли по ее неподвижному лицу, теперь же всю ее сотрясали рыдания, которые окончательно прорвали плотину ее самообладания, сдержанности, и она ухватилась за него, как будто боялась утонуть.
Он прижимал ее, баюкая, а она плакала, и, казалось, конца этому не будет. Фергюс пытался что-то сделать, шептал ей нежные, бессвязные слова, гладил по волосам, целовал лоб, ощущая ее боль, и страдал, потому что не в силах был помочь ей.
Но, так же как и гроза за окном, которая ушла вслед за ночью, ее душевная гроза тоже постепенно ослабла, иссякла, и напоминанием о ней были только непроизвольные всхлипы и вздохи. Потом она потянулась за уголком простыни и вытерла лицо.
– Прошу прощения. – Он молчал, плотнее укутывая ее в одеяло, и снова придвинулся к ней поближе, чтобы она посмотрела на него. – Это не из-за тебя. Ты тут вообще ни при чем.
– Я понял. Это из-за Кейси и ребенка… – нет, похоже, дело было в другом.
– Я не могу иметь детей, Фергюс… – Она сказала это так тихо, что вначале смысл фразы не дошел до него. Но спустя мгновение его мозг обработал информацию, все, наконец, объяснилось.
Сама она знала об этом давно, сжилась с этой мыслью, ушла с головой в работу. Никто на свете не знал, какую боль она прятала глубоко внутри. А в это вечер провидение решило внести свои коррективы, от придуманного образа не осталось и следа.
– А как же твоя мать… Эти разговоры про биологические часы…
– Часы сломаны, а починить их невозможно. Он отстранился, с удивлением глядя на нее.
– Господи, так твоя мать не знает, да? Она утвердительно кивнула головой.
– Это всего лишь ее способ обвинять меня в том, что я не выхожу замуж, что я несостоятельна как дочь, как женщина… – Ее слова разрывали ему сердце. Вот, оказывается, что ее так терзало!
– Так пусть себя обвиняет! Зачем она это делает?
– Я воспитывалась в пансионе, а они с отцом все время путешествовали по миру. Она слишком любила его, Фергюс. Какой смысл корить ее за то, что она просто хотела быть с ним. В любом случае, теперь уже ничего не изменишь….
– Ты можешь рассказать мне?
Мерцание свечей отразилось в ее серых глазах, когда она подняла тяжелые, опухшие от слез веки, чтобы посмотреть на него и еще раз убедиться в его искренности. Потом она тяжело вздохнула.
– Я уже рассказывала тебе, что собиралась выйти замуж за человека по имени Джордж Глендейл.
– Это тот самый, с титулом?
– Мы познакомились в университете. Я училась на первом курсе, а он уже заканчивал взрослый, респектабельный, перспективный. Спустя время мы встретились в Лондоне. Я тогда только основала свою компанию. Он был умный, талантливый, делал стремительную карьеру в банковском деле. Мы были прекрасной парой, и впереди рисовалось блестящее будущее. Потом он получил назначение в Нью-Йорк, а так как не хотел расставаться со мной, сделал предложение.
Она взглянула на Фергюса, как бы желая убедиться, стоит ли продолжать.
– Продолжай.
– Мы поехали в Шотландию познакомиться с его матерью, графиней Глендейл.
– В замок?
– Ему давно пора бы развалиться, но он еще держится. – Она попыталась улыбнуться.
– Графиня оказалось очаровательной, и мы сошлись по-семейному. Ну ты понимаешь, альбомы с фотографиями, рассказы о том, где и когда Джордж, будучи мальчишкой, поставил свои первые синяки… Как однажды его срочно увезли в больницу с аппендицитом.
Что-то в ее голосе подсказало ему, что сейчас речь пойдет о главном, о том, что всему положило конец.
– Аппендицит?
– Мне это показалось смешным, забавным, понимаешь, потому что со мной в детстве случилась такая же история.
Правда, не совсем такая. Ее родители были за границей, она – в школе-интернате. И когда Вероника пошла к директрисе, жалуясь на боли внизу живота, та напоила ее финиковым сиропом и посоветовала не паниковать по пустякам. Вероника и не стала паниковать. Просто через два дня прямо на уроке потеряла сознание. Диагноз: перитонит.
– Мать Джорджа никак не прореагировала, пока мы не остались наедине. А когда такой момент наступил, настоятельно порекомендовала мне посетить гинеколога и пройти обследование. Фергюс нахмурился.
– Зачем? Я не понимаю.
– Я тоже не поняла. Тогда, в детстве, никому и в голову не пришло предупредить меня, что после перенесенной операции у меня могут возникнуть проблемы по женской линии.
А графиня об этом знала.
– Существовала вероятность, что из-за воспалительного процесса повреждены фаллопиевы трубы.
Она старалась объяснять очень доходчиво, чтобы Фергюс понял насколько это все серьезно.
– Это означает, что мои яйцеклетки не могут быть оплодотворены.
– Неужели это могло иметь какое-либо значение? Ведь он любил тебя?
– Джордж был и остается графом. Графиня Глендейл очень четко дала понять, что, при условии, если я не смогу родить наследника, мой брак с ее сыном будет невозможен.
Он с трудом подавил накатившую волну негодования.
– Появление потомства нельзя гарантировать, Вероника. И даже когда ребенок появляется, ровно половина шансов, что это будет девочка.
– Все шансы, Фергюс. Этого она хотела для Джорджа. А не отсутствие таковых.
– А если бы до свадьбы это не прояснилось? Сколько бы она ждала, прежде чем потребовать развода? В каком веке она живет, черт возьми? А что же милашка Джордж думал по этому поводу?
