Элизабет Хардвик - Я дождусь...

— Мистер Каллиган, — как можно учтивее начала она после паузы. — Сожалею, но вы выбрали не самое удобное время, чтобы выяснять отношения. Сейчас у меня законный отдых. А к своим обязанностям я вновь приступлю приблизительно через два часа. Тогда, с вашего позволения, мы и продолжим.

— Но почему не сейчас? — Каллигану не терпелось выплеснуть свое раздражение немедленно.

— Потому что, повторяю, сейчас у меня перерыв.

— Значит, когда вы отдыхаете, ваши мозги не в состоянии справиться даже с самой примитивной информацией?

— Давайте не будем опускаться до взаимных оскорблений. — Сьюзен продолжала сохранять спокойствие.

— Но почему же не будем? Вы подло обманули меня. Вы опередили меня, заранее поговорив с Осборном.

— Да, говорила, но только не о вас, — уже на повышенных тонах запротестовала Сьюзен.

— Позвольте вам не поверить, — ехидничал Эдвард.

— Мне все равно, что вы думаете, но вы не имеете никакого права называть меня лгуньей. Я понятия не имею, по каким причинам Норман мог отказать вам. — Девушка сказала об этом как бы в пылу перебранки, но надеялась выведать таким образом правду.

— Не прикидывайтесь дурочкой. — Он презрительно усмехнулся. — Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, — он объяснил свой отказ причинами личного характера. А вы, думаю, — самая главная из этих причин.

Сьюзен с досадой прикусила нижнюю губу.

— Только вы со своими извращенными взглядами и представлениями могли подумать такое. Не для того чтобы оправдаться перед вами, а просто из чувства справедливости заявляю: с Норманом никакие отношения, кроме деловых, меня не связывают.

Казалось, Каллиган немного поостыл, но его взгляд все еще оставался недоверчивым.

— Что с вами, Сьюзен? Вы прямо мертвой хваткой вцепляетесь в мужчин, которые попадают в поле вашего зрения. Неужели вы так боитесь одиночества?

— Это какой-то бред! Вы обвиняете меня в каких-то абсурдных вещах. Если вам угодно, я поклянусь на Библии, что не настраивала Нормана Осборна против вас и никогда не была с ним близка. Сама не знаю, зачем убеждаю вас в этом, но сил уже нет противостоять потоку ваших нападок.

— Норман Осборн здесь ни при чем, — задумчиво продолжал Эдвард. — Я уже не имею в виду никого конкретно, просто хочу по-человечески понять вас.

— Не стоит затруднять себя. У вас и так напряженный график. — Новая волна раздражения захлестнула Сьюзен.

— Вы очень красивая женщина, — невозмутимо продолжал Каллиган. — Молодая, пылкая. Многие искушенные в любовных перипетиях мужчины не устояли бы перед вашим удивительным обаянием. Ваша строптивость интригует, вызывает желание подчинить вас себе, обладать вами.

— Мистер Каллиган, вы забываетесь. Я не намерена выслушивать рассуждения о моей внешности и о ваших желаниях…

— А я не намерен выслушивать, чего вы хотите, а чего нет. Я буду говорить о вас, чего бы мне это ни стоило. — Сьюзен притихла. — Прожив здесь около недели и пообщавшись с вами и вашей сестрой, я сделал вывод, что вы подчинили свою жизнь интересам этого заведения. Я, безусловно, ценю такую самоотверженную преданность делу отца и матери, но, замыкаясь в этом ограниченном мирке, вы совершаете преступление против самой себя. Неужели вы не хотите иметь собственный дом, выйти замуж, родить ребенка?

— Конечно, хочу! — Желания, спрятанные в тайниках души, вдруг выплеснулись в этом крике. — Но я не имею права думать только о себе. У меня есть чувство долга и ответственности, и это не идет ни в какое сравнение с моими эгоистическими желаниями.

— Сюзи, вы не понимаете самого главного. Вы никогда не сделаете счастливыми близких людей, если будете только выполнять свой долг, упиваясь своей жертвенностью. Вы сами должны обрести счастье, и тогда все, кто находится рядом, разделят его с вами.

— Я совершенно счастлива и довольна жизнью, — упрямо защищалась она.

— Что-то незаметно, — с грустной улыбкой отозвался он.

— Уходите! — не выдержала девушка. — Я не хочу вас видеть, вы не имеете права говорить мне все это. Вы мне никто.

— Нет, имею, — хрипло возразил он и приблизился к ее креслу. Она порывисто встала и оказалась в полушаге от него. — Я обнимал тебя, целовал твои мягкие губы, чувствовал, как твое гибкое тело со всей страстью отвечает на мои ласки. Я люблю жизнь, боготворю красоту, которую она создает, и не могу позволить, чтобы в круговороте каждодневных забот ты превратилась в брюзжащую старуху…

— Злую и беспринципную, — процитировала девушка.

— Вот именно, — засмеялся он.

Этот смех стал последней каплей, переполнившей чашу терпения. Сьюзен замахнулась, чтобы ударить Каллигана по лицу.

— Не надо, Сюзи, это лишнее. — Он мгновенно перехватил ее запястье и сильно, но не до боли, сжал. — Успокойся, — прошептал он, горящим взором наблюдая, как взволнованно вздымается ее грудь, пылает лицо.

— Отпустите. — Она дернулась, чтобы высвободиться.

— Сюзи, когда ты перестанешь воевать с ветряными мельницами? — задал он риторический вопрос и пристально вгляделся в ее глаза. Его рука нежно коснулась ее щеки и губ, словно кисть художника нанесла на полотно контур любимого лица. Потом он чуть запрокинул ее голову и стал покрывать поцелуями губы, лоб, глаза.

Девушка не успела опомниться, как ее закружило в вихре блаженства. Руки сами собой обвились вокруг мужественной, сильной шеи, губы, словно лепестки лилии, потянулись к живительной влаге его рта. Она тихонько застонала, когда пальцы Эдварда дотронулись до ее обнаженного тела, скрытого под коротеньким джемпером, и медленно двинулись вверх к чашечкам шелкового лифчика, обтягивающего упругие груди. Она ощутила, как от возбуждения набухли соски, а его пальцы затрепетали, чувствуя это. Горячее и полное страсти дыхание Каллигана овевало ее лицо и шею, а настойчивые пальцы продолжали ритмично ласкать торчащие соски, пробуждая уже знакомое неистовое желание слиться в томительной истоме с этим подавляющим, наступающим мужчиной.

Сьюзен не сопротивлялась, когда он аккуратно расстегнул ее шелковый лифчик, приподнял джемпер и опустил свое лицо в мягкую и прохладную белизну ее тела. Длинные пальцы девушки утонули в шелковистых волнах его волос. Они чуть покачивались, словно под действием странного гипноза. В такт этому тихому танцу Сьюзен плотнее прижимала к своей груди его лицо, наслаждаясь пьянящей радостью, которую дарил ей Эдвард; кончиком влажного языка он сначала дразнил ее соски, играл с ними, а потом захватывал их горячим, жаждущим ртом так внезапно, что ей каждый раз приходилось сдерживать рождающийся внутри крик сладострастия.