Кей Мортинсен - Ты выбираешь меня?..

Дженни побледнела.

— Господи! Памела была наследницей? — Итак, она уже знает троих мужчин, которые предпочли любви брак по расчету. — Значит, это Памела унаследовала фармакологическую империю Хоксфилдов?

— И огромный животноводческий комплекс, и еще нефтяные скважины. Вот хищники и слетелись. Похоже, количество браков ради денег приобретает в наше время устрашающие размеры. — Глаза Нормана загорелись недобрым светом, уголки рта страдальчески опустились. — Хотя Морис сделал это из благородных побуждений. Чтобы спасти династию, которая насчитывала десятки поколений.

Его задумчивый, сосредоточенный вид неожиданно навел Дженнифер на мысль, что он в данный момент отождествляет себя с Морисом, решая, подобно ему, жизненно важную для себя проблему.

— Бедная, бедная Памела, — прошептала Джейн еле слышно.

— Она тоже немало приобрела от этого брака. — Норман будто очнулся, и его тон снова стал жестким. — Положение в обществе, почтенную фамилию. Она была принята в высшем свете, что обычно недоступно богатым коммерсантам.

— Она лишила себя любви, — грустно вздохнула Джейн.

— Ну что ж. Есть люди, которые сознательно отказываются от этого. Бывает, что желание стать членом древнего рода заслоняет для человека все остальное. А многие устояли бы перед возможностью разбогатеть? — Норман изучающе следил за выражением ее лица.

— Да, — твердо сказала Дженни, прямо глядя в его холодные, непроницаемые глаза, и он отпрянул как от удара. — Да!

Когда-нибудь поместье и дом на Арране будут принадлежать ей. Значит, и ее мужу. Кто знает, не продал ли он за это душу. Она уже не находила в себе сил распутать клубок странных противоречий, связанных с Норманом, и отчаялась разобраться в том, зачем же на самом деле ему нужен был этот брак.

— Нельзя осуждать того, кто прибег к браку как к единственной возможности выкарабкаться из бедности, — тихо, но настойчиво проговорил Норман. — Нельзя ведь?.. Нельзя? — повторил он с нажимом.

Дженнифер почувствовала себя неуютно. Он хотел получить у нее отпущение грехов. Он требовал, чтобы она поняла его. И оправдала.

— Но невозможно же строить на этой основе совместную жизнь! — возразила она.

— Ты тысячу раз права. Невозможно, — процедил он сквозь зубы.

Дженни стало так невыносимо скверно, что даже тошнота подступила к горлу. Лоб покрылся холодной испариной. Не спускавший с нее глаз Норман, потянулся за носовым платком и с притворным, как показалось ей, сочувствием стал промокать влажную бледную кожу ее застывшего лица.

Дженни отстранилась неприязненно. История повторялась. И Памела, и ее мать, и она сама — все они, доверчиво поддавшись искушению любви, попались в сети отъявленных негодяев.

Хотя мать старалась не показывать этого, Джейн чувствовала, как разрушительно подействовал на нее уход мужа к другой женщине. Мать была унижена, уязвлена, подавлена тем, что оказалась ненужной человеку, которому хотела посвятить всю свою жизнь.

То же самое, по-видимому, ожидало и Дженни. Она хотела знать, что готовит ей семейная жизнь в ближайшее время. И собиралась выяснить это прямо сейчас.

— А как же человек, который вступил в брак по расчету?.. Как же он почувствует себя, когда останется наедине с тем, кто служил лишь средством для достижения его целей? — спросила она, испытывая мучительный стыд.

— Часто это зависит просто от потребности в сексе, — цинично заявил Норман.

Дженни поежилась. Рука ее машинально поднялась к вороту блузки, запахивая его плотнее. Поздно. Она услышала, как он затаил дыхание.

— Джейн, — тихо позвал Норман, — иди ко мне.

— Нет, — испугалась она. Чувства ее были в смятении. Она увидела его плотно сжатые губы и смягчилась. — Ты забыл о шофере? — прибегла она к спасительному доводу.

Норман быстро задвинул шторки на окошке, служащем для переговоров с водителем.

— Он ничего не услышит, — отклоняясь на спинку сиденья, он привлек ее к себе. Дженни оказалась полулежащей у него на груди, зажатая в тиски его сильных рук.

— Ты помнешь мне одежду. — Ошеломленная его неожиданным нападением, она безуспешно пыталась выскользнуть из его объятий и занять более безопасную позицию.

— К черту одежду, — прохрипел он, стараясь припасть губами к ее рту. — К черту все! Я хочу попробовать вкус твоего поцелуя. Ну, обними меня! Пусть провалится в преисподню все, что нас разделяет. Нам обоим нужно только одно — ощущать тела друг друга, получать удовольствие от естественного стремления одной плоти к другой.

Глаза его горели, и ей уже самой захотелось поддаться их страстному призыву.

— О, Джейн! — простонал он, зарываясь лицом в ее волосы. — Когда ты так близко, все внутри меня переворачивается.

— Перестань! Подумай, как я буду выглядеть, когда выйду из машины, — продолжала урезонивать его Дженни, изо всех сил пытаясь противостоять его желанию. Она выгибалась, упираясь ему в грудь ладонями, чтобы уклониться от его горячих, жадных губ.

— Ты, значит, так представляешь себе наши отношения? — внезапно спросил Норман, и она не поняла, шутил он или действительно был задет. — Собираешься держать меня на расстоянии вытянутой руки? А когда снизойдешь до исполнения супружеских обязанностей, то потребуешь — чего? Подарок? Драгоценностей?

— Норман, пожалуйста, не делай этого! — Дженни тяжело дышала.

Он тихонько скользнул пальцами по ее подбородку, и затем его рука медленно поползла вниз к ключицам.

— И ты очень напряжена, — произнес он, медленно растягивая слова. Дженни ойкнула, потому что Норман, легко приподняв, притянул ее к себе, так, что она теперь лежала на нем всем телом. Положив себе на плечо ее голову, он тихонько гладил и перебирал мягкие, шелковистые волосы. — Почему ты напряжена?

— Потому что был напряженный день, — устав сопротивляться, Дженни обмякла, слабея все больше с каждой новой лаской его нежных пальцев.

— Да, день был трудным для нас обоих. А могли бы все устроить попроще. Обвенчались бы безо всякого шума, гостей, банкета и подвенечного платья. И сразу из церкви отправились бы в какую-нибудь провинциальную гостиницу, сняли комнату с камином, нырнули в кровать и занялись бы делом. — Он вытянул шпильку из ее прически.

— Не надо! — Дженнифер попыталась поймать шпильку, но он мягко отвел ее руку.

— И, завернувшись в одеяло, смотрели бы потом на огонь, — продолжал бормотать он, целуя ее в лоб и, одну за другой роняя шпильки на пол.

— Тебе не нравится моя прическа? — отдыхая от борьбы, она уютно устроилась на его груди, злясь на себя за то наслаждение, которое испытывала при этом.