Пообещай лучшую ночь - Марселла Бэлл

Особенно учитывая, что не мог выбросить из головы свои буйные фантазии.

— Я думаю, сначала следует зажечь свечи, — сказал он хрипло.

— Замечательно, — мягко сказала она, подходя к нему.

Менора стояла на каминной полке, и он уже вставил в нее свечи.

Достав из кармана зажигалку, протянул ее Мири.

Их взгляды встретились, и на мгновение он забыл о ее дразнящем воображение халате.

Ее глаза были так прекрасны!

Они были теплыми и глубокими, яркими и сексуальными.

Это были глаза женщины с хорошими принципами, горячим сердцем и силой воли, позволявшей ей быть честной и открытой.

Это были глаза, в которые он мог смотреть вечно.

Мири облизнула губы, напоминая ему о том, каково это было — целовать ее.

Бенджамин щелкнул зажигалкой, а она поднесла свечу к огню.

Все его внимание было сосредоточено на ней.

Ее волосы, ее халат, ее атласная кожа, ее яркие глаза — все в ней словно излучало свет.

Она улыбнулась и шагнула к нему. И он шагнул к ней.

Словно повинуясь силе, которой они не могли противиться, их губы потянулись друг к другу.

Но внезапно она моргнула, покачала головой и откашлялась.

— Может быть, просто зажжем свечи? — выдохнула она.

На этот раз она опомнилась первая.

— Конечно, — с трудом выдавил он. — Я уверен, что вы голодны. Стол уже накрыт.

Кивнув, Мири с радостью сменила тему.

— Я умираю с голоду.

Он подвел ее к столу и выдвинул перед ней стул.

Она осторожно опустилась на него, позаботившись о том, чтобы халат прикрывал ее соблазнительную попку.

— Спасибо. Все снова выглядит восхитительно. И пахнет замечательно.

Бенджамин заказал на вечер суп с шариками мацы, рыбу на гриле, жареные овощи и свежевыпеченный хлеб.

И на этот раз он опять выбрал вино, самое лучшее из его погребов.

И оно было восхитительным.

А еда, однако, разочаровала его.

Но Мири была с ним не согласна, если судить по ее возгласам одобрения.

— Еда хорошая, — сказал он, не желая обижать своего шефа, — но что-то в ней не так.

Она рассмеялась.

— То, что ее приготовила не ваша мама.

И он внезапно осознал, что Мири права.

Он думал, что уже забыл мамины кулинарные достижения, но, попробовав суп, сразу понял, что ему чего-то не хватает.

Мири, однако, отодвинула тарелку со вздохом удовлетворения.

— Это было очень вкусно. Жаль, что мы съели вчера все пончики.

Смеясь над тем, что ей все еще хотелось пончиков после вчерашнего обжорства, он сказал:

— Сегодня никаких пончиков. Но шеф приготовил восхитительный черничный пирог и ванильное мороженое. Ваниль мы получаем из моего дома на Сейшелах.

Она фыркнула.

— Знаете, ее еще продают в каждом продуктовом магазине.

Он снова рассмеялся.

— Подождите, пока не попробуете, прежде чем говорить это, — с вызовом сказал он, любуясь ее щеками, разрумянившимися от огня в камине и от выпитого вина. — Могу поспорить, что вы никогда не клали в рот ничего подобного.

Ее щеки покраснели еще сильнее.

Бенджамин говорил о ванили, но оба понимали, что он только что дал обещание, не имевшее никакого отношения к десерту.

Они оба знали это, и оба сгорали от любопытства, по крайней мере она, если судить по ее взгляду и раскрасневшимся щекам.

Глядя на нее, он с трудом подавил в себе собственнический инстинкт.

Она не принадлежала ему, пусть даже и была одета в его халат и ела его еду.

Персефоне не позволили уйти после того, как она съела зернышки граната.

А они уже много раз вместе принимали пищу.

Означало ли это, что она не сможет уйти?

И он с удивлением обнаружил, что не хочет расставаться с ней.

Аспен был его убежищем вдали от людей, но ему доставляло удовольствие делить его с ней.

Мири откашлялась, а потом шокировала его следующим заявлением:

— Так чего ж мы ждем? Пора получить это удовольствие.

Он знал, что она не собиралась провоцировать его, а просто пошутила.

Но тут ее глаза расширились, она залилась краской и полуоткрыла рот.

Он целовал эти губы только накануне вечером, а потом она сидела у него на коленях.

Может ли такое повторяться два вечера подряд?

Ответом должно было бы быть категорическое отрицание, но его это не устраивало.

Вместо этого ему захотелось узнать ответ на этот вопрос, посмотреть, где она окажется в своем коротеньком халатике.

Но он не поддастся своим желаниям.

И так вчера все зашло слишком далеко. Не стоило опять переходить границы дозволенного.

Он поднялся, чувствуя, как пульсируют все сосуды его тела, и сказал:

— Если бы вы только знали, как мне этого хочется, Мири.

Эти слова вырвались у него помимо воли.

Он повернулся к десерту, чтобы оторвать от нее взгляд.

Взяв тарелки, он поставил одну из них перед ней.

Их глаза встретились, и снова повисла пауза, во время которой они неотрывно смотрели друг на друга.

Когда она, наконец, сказала «спасибо», ее голос был тихим и хриплым.

Он кивнул.

— На здоровье.

Потом он сел на свое место, и его взгляд упал на вырез ее халата, обнажавший частично ее пышную грудь.

Он играл с огнем и, похоже, не мог остановиться.

— М-м-м, — простонала она, и он снова посмотрел на ее лицо.

Но она стонала из-за мороженого, а не из-за него. Она не знала об опасных мыслях, которые пронеслись в его голове при этом звуке.

Испытываемое ею удовольствие доставляло ему радость.

Наблюдая за ней, Бенджамин умудрился съесть свой десерт, не чувствуя вкуса, хотя и знал, что он восхитителен.

Но разве десерт мог сравниться с нею!

Проглотив последний кусочек, она открыла глаза, всем своим телом излучая удовлетворение.

— Вы были правы. Это было бесподобно.

На мгновение он лишился дара речи.

Откашлявшись, он пробормотал:

— Я люблю сдерживать свои обещания.

Ее глаза потемнели, зрачки расширились, она покачала головой и, покраснев, натянуто рассмеялась.

— Полагаю, именно так вы стали Бенджамином Сильвером, миллиардером.

Ему не хотелось говорить о том, как он годами заглушал работой мысли о невозместимой потере, которую понес в тот день на яхте.

Ему хотелось развернуть обертку, роль которой играл ее халат, и посмотреть на подарок внутри.

Но они не могли этого сделать.

Это было запрещено.

И это могло привести к печальным последствиям.

Она не была готова.

Ее глаза были широко раскрыты, дыхание участилось, грудь вздымалась от каждого вдоха, но она сдерживала себя.

И он не станет давить на нее. Но в глубине души он знал: ему и не нужно давить.

Она хотела