Кэрри Максуэл - Опали меня любовью
Сьюзен хмуро взглянула на длинное черное кашемировое пальто, отметив про себя, что сшито оно отлично и подходит ей по размеру.
— Я не люблю носить чужую одежду, — проворчала она.
— В таком случае вам следовало, привезти подходящую с собой. Наденьте его, или я сам на вас его надену.
Она неохотно повернулась и продела руки в отороченные шелком рукава. Ее пальцы медленно застегнули пуговицы, лаская мягкую ткань.
Шон, молча наблюдавший за этим, натянул ей на голову капюшон и сказал с удовольствием:
— Ну вот, другое дело. В карманах есть перчатки, они тоже должны подойти.
— Мне не нужны перчатки. Сейчас совсем не холодно…
— Наденьте их.
Раздраженно вздохнув и чувствуя себя нетерпеливым ребенком перед настойчивым родителем, она вытащила из карманов лайковые перчатки и натянула их на руки.
— Ну, вы довольны теперь?
— Да, потому что теперь вы не замерзнете. Подождите, я сейчас подгоню машину.
— А чья это одежда? Бывшей любовницы или теперешней? — бросила она ему в спину.
Он остановился и ответил не оборачиваясь:
— Это пальто моей матери. Она оставила его, когда гостила здесь в последний раз.
Сьюзен хмуро посмотрела ему вслед, пожалев, что задала этот вопрос. Она вздрогнула от звука хлопнувшей двери и прислушалась к тишине, охватившей дом. Как, должно быть, ужасно жить здесь одному. Маленький дом — даже пустой — был бы уютнее, чем этот, огромный, не согретый живыми звуками.
Стараясь нарушить тишину, она прошла вдоль длинного зеркала и вдруг, взглянув в него, остановилась. Она выглядела… почти элегантной в этом прекрасном дорогом пальто. За мягкими складками черного капюшона глаза стали ярко-синими, а светлые непослушные пряди волос казались яркими полосками света. Она невольно улыбнулась и, отвернувшись, стала рассматривать мягкую ткань, восхищаясь отделкой…
Услышав резкий гудок автомобиля, Сьюзен поспешила к входной двери. Вместо джипа, который она ожидала увидеть, Шон ждал ее в длинном темно-бордовом «роллс-ройсе». Усаживаясь в машину, она вдохнула сладкий запах дорогой кожи.
— Только не говорите мне, что это машина вашей матери, которую она оставила здесь, когда приезжала в последний раз, — сухо сказала Сьюзен.
— Вы угадали. — Шон резко нажал на газ, и ее отбросило на сиденье. «Роллс-ройс» промчался мимо пристроек и стал забираться вверх по склону, поросшему лесом.
Косые лучи солнца пронизывали лес пучками света, мягко касаясь блестящего капота машины. Зачарованно наблюдая за игрой света, Сьюзен не сразу заметила, как тихие аккорды классической музыки заполнили салон.
Ее взгляд медленно скользнул вверх, губы тронула улыбка.
— Через полчаса мы будем в больнице, — голос Шона нарушил очарование, сотканное музыкой и прекрасным пейзажем. — Может, расскажете, зачем мы туда едем?
Она посмотрела на него — руки крепко сжимали руль, глаза сузились и напряженно следили за петляющей дорогой, рот сжался в упрямую линию.
— Я хочу поговорить с сестрами, которые ухаживали за Джудит. Ее лечащего врача сейчас в городе нет, но в любом случае, думаю, сестры будут более разговорчивыми.
Он неодобрительно покачал головой.
— Кроме состояния ее здоровья, я не представляю, что вы ожидаете от них услышать. Если вы думаете, что Джудит могла проболтаться одной из них о том, что здесь произошло, вы глубоко ошибаетесь.
Сьюзен шумно вздохнула и откинулась на удобном сиденье.
— Может быть, но с чего-то надо начинать. После больницы мы поедем к шерифу…
— Подождите. Одно дело болтаться со своими вопросами в больнице и совсем другое — начать задавать их властям. Репортеры не оставляют их в покое с тех пор, как появилась эта проклятая книга. И им совершенно не нужен еще один доморощенный следователь, пристающий с теми же вопросами. Сьюзен, вы попусту тратите время. В больнице вам никто не поможет. И у шерифа тоже. Они ничего не знают. Их там не было…
— Расскажите мне про Алекса, — прервала она. Шон искоса бросил на нее взгляд.
— О чем вы хотите знать?
Казалось, его мрачный взгляд о чем-то предупреждал ее. Она пожала плечами, стараясь, чтобы голос ее звучал небрежно:
— Он — главное действующее лицо в этой истории. Мне нужно знать о нем больше.
— Вам ничего не нужно о нем знать. Он не главное действующее лицо: он умирает в первом акте, помните?
Сьюзен смотрела прямо перед собой.
— Только не в сценарии, который собираюсь писать я.
Она уже знала, что молчание Шона чаще всего означает, что он пытается взять себя в руки. Она терпеливо ждала.
— Алекс не имеет к этому никакого отношения, — наконец произнес он.
— Алекс имеет самое прямое отношение к фильму. Без него вообще ничего бы не было…
— Боже мой, я не хочу, чтобы какой-нибудь голливудский осел изображал Алекса на экране, — прорычал он, и Сьюзен пришлось закусить губу, напоминая себе, что она дотронулась до открытой раны.
По иронии судьбы именно Шон, верный своему другу, был публично осужден за предательство по отношению к Алексу Меркленду.
Но Шон пытался спасти друга от чудовищной лжи Джудит.
— Алексу нельзя помочь, защищая его память таким образом, — мягко сказала Сьюзен. — Если он сумел заслужить вашу преданность, значит, он заслуживает лучшего памятника, чем книга Джудит.
Краем глаза она видела, как пальцы, крепко сжимавшие руль, немного разжались.
— Он был моим лучшим другом, — сказал Шон.
— Значит, вы знаете о нем многое. Расскажите мне.
Следующие полчаса она слушала рассказ Шона о дружбе, которая длилась тридцать лет. Он и Алекс выросли в бедном квартале одного из жилых районов Нью-Йорка. Вместе они мечтали о славе и богатстве, как могут мечтать только очень бедные люди, полагаясь на собственную волю больше, чем на что-либо еще. Связь между ними была неразрывной, она укреплялась лишениями и общим делом. Даже впоследствии, когда их доходы исчислялись многими миллионами, они никогда не подписывали между собой никаких контрактов, и, слушая сейчас Шона, Сьюзен понимала почему. Их дружба стала лучшей гарантией, и любая бумага здесь была бы оскорбительно излишней.
— После школы мы брались за любую работу, какую только могли найти, объединили свои доходы и очень рано начали играть на бирже. Нам поразительно везло.
Сьюзен улыбнулась.
— Я читала, что ваша компания заработала свой первый миллион, когда вам обоим не было и двенадцати лет. Это не похоже на простое везение.
Он пожал плечами.
— Мы помогали друг другу принимать правильные решения и удерживали от неверных. Вот и все. Если однажды вы делаете большую ставку, то потом она просто удваивается, утраивается… Деньги сами начинают работать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});