Джанет Битон - Стрела Купидона

«Какой вывод, — подумала Эмма, — сделал Ник Уоррендер из этого?». Она была в противоречивых чувствах по поводу своей попытки уехать из отеля «Артемис».

Было решено, что Эмма возьмет машину и в максимально возможном радиусе от Аджио Стефаноса будет показывать фотографии Алтеи в магазинах и кафе в деревнях.

— Я не поеду с тобой, — сказала леди Чартерис Браун. — Я устала. Будет жарко. Я ненавижу ездить по этим извилистым дорогам. Я так и не могу понять, почему Алтея захотела приехать сюда, а, тем более, остаться и быть счастливой здесь… — Она пожала плечами в жесте, полном безнадежности. — Но тогда я просто никогда не понимала девчонки!

Эмма прекрасно провела утро, обследуя проселочные дороги того района, который она пометила на карте. В деревнях и просто у домов она выходила из машины, чтобы показать фотографии и задать традиционные вопросы. Безуспешно. Но все время маячила надежда, что вот в следующей деревне, в следующем кафе, кто-нибудь вспомнит, что видел молоденькую англичанку.

К ланчу Эмма оказалась в необыкновенно красивой деревне. Проведя свой обычный опрос хозяина кафе с обычным отрицательным результатом, она присела за стол под раскидистым платаном. На противоположной стороне площади белела прекрасная церковь. Ее колокольня четких линий поднималась ввысь на фоне синего неба. По верхнему краю невысокой ограды шли ящики с лилиями. Их белизна сверкала на солнце. Их аромат доносился до того места, где сидела Эмма. Живописные, яркие коврики висели у входа в магазин. Она хотела только выпить кофе, но запах «souvlakia», которую готовили на древесных углях, соблазнил ее. Она вытянула ноги, постаралась отбросить все мысли об Алтее и ее бабке, и Нике Уоррендере. За столиками сидели, главным образом, греки.

Пожилая пара, которая могла быть из Германии, сидела рядом с ней, но они были заняты картами. И тут в мирную тишину площади ворвался разбитый «лендровер». Он остановился. Две девушки в джинсах выскочили из него и направились к кафе. Одна была высокой блондинкой, другая — крепышка с гривой рыжих волос.

Почему-то она показалась Эмме знакомой. В тот момент, когда Эмма вспомнила, они увидели ее.

— Привет! — крикнула блондинка, — Мы встречались у Дамьена, — они сели за ее стол. — Так ты нашла Калатенес? Я боюсь, раскопки сейчас закрыты на время сиесты. Нам следовало предупредить тебя, что лучше приезжать утром.

Рыжеволосая протараторила заказ маленькой официантке по-гречески.

— Остальные уехали в Аджио Стефанос. А то мы могли бы вытянуть ключ у доктора Бадда…

— Пожалуйста, не беспокойтесь, — сказала Эмма. — На самом деле я приехала не для того, чтобы смотреть на раскопки. Я даже не осознавала, что это здесь.

— На самой вершине этого безобразного холма! — блондинка обернулась и показала на крутой конус, заросший оливами, в миле от них. — Почему эти несносные аборигены должны были строиться на самых высоких точках, — я не понимаю. Так значит, ты не собиралась нанести нам визит?

— Не в этот раз, — сказала Эмма. — У меня что-то вроде работы — помочь старой леди найти свою внучку. Она верит, что та на Крите. Я езжу по округе, показываю ее фотографию, и расспрашиваю по кафе.

Блондинка присвистнула.

— Трудная задача. И тяжелая для старой женщины.

Эмма улыбнулась, когда доставала фотографии из сумки. Было приятно знать, что кто-то еще воспринимает ситуацию как она сама.

— Я не рассчитываю на то, что вы видели Алтею.

Американки с энтузиазмом взялись за фотографии. В конце концов, археология тоже своего рода розыск.

— Боюсь, что нет, — сказала блондинка.

— Подожди минуту, Крисси! — рыжеволосая изучала одну фотографию за другой. — Мы видели ее. Ты знаешь… где-то. — Но где? Вот в чем вопрос! — она откинулась на спинку стула, сдвинула брови, стараясь сконцентрироваться.

— Она жила в Аджио Стефаносе в ноябре, — сказала Эмма.

— Мы никуда не выезжали до… после Пасхи, — сказала рыжая — мы видели ее недавно. Крисси, подумай, где? — она терла лоб ладонью. — Фрески! Эта девушка и фрески…

— Фрески?! — переспросила Эмма. — Ты имеешь ввиду настенную живопись в храмах раннего средневековья?

— Эта девушка как-то связана с фресками! Она объясняла что-то туристам. Но в какой церкви? Мы путешествовали по острову, осматривали византийские храмы в свободное время. Они очень отличаются от минойской росписи.

— Меня могло не быть с тобой, — сказала девушка, которую звали Крисси. — Я не специалист по этим византийским штукам в отличие от тебя.

— Правда, — согласилась рыжеволосая. — Кто-то из наших может вспомнить. Можно я возьму один из снимков? А вот и сувлакия!

Пока они ели, американки расспрашивали ее о поисках Алтеи, а она в свою очередь интересовалась раскопками.

— Мертвый сезон, — сказала Крисси. — В прошлом году все было таким многообещающим. Раннее минойское поселение. Датируется двумя тысячами лет до нашей эры. Но в этом году — ничего кроме тяжеловесной старой керамики. Приезжай повидать нас и принеси нам удачу! А мы, может быть, принесем удачу тебе, поможем найти Алтею.

— Я, конечно, приеду, — пообещала Эмма, а потом заколебалась: — Вы не будете возражать, если я привезу с собой маленького мальчика? Джонни — сообразительный шестилетний мальчишка. Он страстно влюблен в археологию. Он будет в восхищении от настоящих раскопок.

— Он может стать нашим талисманом, — заявила Крисси. — Таких мы любим зацепить в юности.

Вернувшись в отель «Артемис», Эмма сделала как обещала — дала леди Чартерис Браун полный отчет о проделанной утром работе.

— Я полагаю, я должна ехать с тобой встретиться с этими археологами?

— Если вы действительно хотите этого. Но я не смогу подъехать на машине к самому месту. Там крутой подъем.

— В таком случае, — сказала леди Чартерис Браун, — тебе придется ехать без меня.

Эмма не стала признаваться ей, что у нее была идея взять с собой Джонни. Эмма уже пробовала объяснить ей что-нибудь об «этом греке», который на самом деле был настолько же англичанином, насколько и греком, и доктором в Лондоне, но леди Чартерис Браун не допускала сомнений и предпочла остаться при своем мнении, и ее неблагоприятное впечатление о Джонни было непоколебимо.

Леди Чартерис Браун одобряла только «молодого мистера Фередэя» и была рада услышать, что Эмма собирается ехать потанцевать с ним в этот вечер.

Эмма побеспокоилась о своей внешности, когда пришло время собираться. Она вымыла свои светлые волосы и одела платье с открытой спиной, белое, оттеняющее свежий загар. Разговор с девушками-американками привел ее к хорошему настроению; «проблеме Ника Уоррендера», как она окрестила это, придется улетучиться словно невесомым пушинкам чертополоха, большего она не стоила.