Джулия Тиммон - С огнем не шутят

На ее столе высились две ровные стопки бумаг, принесенных исполнительной и исключительно аккуратной секретаршей Бетси. Цветы на окне были политы и ухожены, на полках, подоконнике, столе, компьютере не лежало ни пылинки. Все выглядело так, будто Ева и не уходила в отпуск.

Улыбнувшись, она повесила сумку на спинку стула, села за стол, взяла верхний лист из ближайшей стопки, намереваясь ознакомиться с его содержанием… И к своему великому удивлению, обнаружила, что не в состоянии прочесть ни строчки. Черные буквы прыгали перед глазами как маленькие насмешливо-злобные чертики, в голове теснились мысли, никоим образом не связанные с работой.

Ева пыталась взять себя в руки, заставить сосредоточиться на документе, но ничего не выходило. По прошествии нескольких минут чертики перед глазами слились в одно расплывчатое пятно, а еще некоторое время спустя она помимо своей воли погрузилась в волнительное море воспоминаний.

Ей представлялось, как они сидят с Себастьяном в автобусе, как держатся за руки, как с искренним восторгом любуются Африкой.

Она видела словно наяву его умные выразительные глаза, две складочки на гладко выбритой щеке, появляющиеся, когда он улыбался уголком чувственных манящих губ…

Остановиться, запретить себе заниматься подобными глупостями у нее не было сил. А память, будто радуясь ее слабости, работала все активнее, воскрешала эпизоды из недавнего прошлого в поразительных подробностях.

Когда очередь дошла до той восхитительной ночи и Еве показалось, что она чувствует на своей коже дыхание Себастьяна, ощущает его запах, она зажмурилась и, забыв про лист в руке, сжала пальцы.

Шелест мнущейся бумаги заставил ее вернуться в реальность. Распахнув глаза, она в испуге посмотрела на смятый документ, поспешно его расправила и положила обратно в стопку, сознавая, что прочесть все равно сейчас не сможет.

В груди больно жгло и давило, в горле стоял ком. Евой владело то невыносимое состояние, когда хочется сбежать от самой себя и от осознания невозможности подобного побега пребываешь в полной растерянности, граничащей с паникой.

Она поднялась из-за стола, подошла к окну, открыла его и, высунувшись в промозглую прохладу осеннего утра, с жадностью глотнула воздуха. В первое мгновение ей как будто полегчало, но буквально через пару секунд стало еще хуже, еще несноснее.

В никому не нужной спешке она закрыла окно, вернулась за стол и, обхватив голову руками, больно закусила нижнюю губу, изо всех сил борясь с подступившими к глазам слезами. Прошло неопределенно долгое время.

Ева очнулась, когда начался перерыв на ланч, и, торопливо схватив сумку, вылетела в коридор. Сейчас выпью кофе, подышу свежим воздухом, и все пройдет, твердила она себе, спускаясь на лифте на первый этаж, направляясь к расположенному напротив агентства кафе. Сейчас все станет на свои места… Сейчас… Сейчас…

Ни кофе, ни свежий воздух ей не помогли.

Она вернулась в свой кабинет в еще более подавленном состоянии. И приняла решение, сославшись на легкое недомогание, догулять отпуск.

Кестер отпустил ее, не задав ни единого вопроса, — то ли из чувства такта, то ли, поняв по ее виду, что ей действительно плохо.

Будучи опытным юристом, он отличался и редкой деликатностью, и умением угадывать по лицам людей их переживания и настроение.

В этот же день Ева уехала в деревню к тете, где, зализывая душевные раны, пробыла до конца недели.

Проблемы на работе, встретившие Себастьяна сразу по возвращении из Кении, очень его порадовали. Он наивно полагал, что, увлекшись делами, быстрее отделается от неожиданной боли, всецело завладевшей его сердцем после расставания с Евой. Но эта боль с течением времени почему-то ничуть не ослабевала, а, как ни удивительно, только усиливалась.

В первый же выдавшийся после насыщенной трудовой недели выходной Себастьян с ужасом осознал, что стал настоящим рабом этой боли и что, несмотря на свое нежелание оставаться с ней один на один, не может ни на что иное переключить внимание.

С самого утра ему позвонил Вальтер и предложил съездить поиграть в гольф. Он, хоть и обожал гольф, отказался. Не поехал и на скачки, на которые давно собирался отправиться с другим своим приятелем, почувствовав вдруг, что в данный момент не испытывает ни малейшего интереса к подобного рода развлечениям.

Целый день Себастьян слонялся по некогда обставленной с таким увлечением и любовью квартире, рассеянно рассматривая мебель, картины, аппаратуру и впервые в жизни находя их безвкусными и опостылевшими. А вечером, выпив чашку кофе, вывел из гаража машину и поехал по вечернему городу, надеясь хоть таким образом немного успокоиться.

Она колдунья, и я знал об этом с самого начала. Тем не менее не предпринял ровным счетом ничего, чтобы не попасться в ее ловушку, вел Себастьян с самим собой мысленный разговор, мчась в потоке машин по освещенным вечерними огнями улицам. Не следовало подпускать ее к своему сердцу, не стоило даже вступать с ней в беседу. Тогда жил бы себе сейчас нормальной жизнью. Как раньше.

Черт! Черт! Черт! Сумею ли я хоть когда-нибудь отделаться от этой проклятой боли? Смогу ли опять стать таким, как прежде?

Нет, отвечало ему сердце. И по его спине пробегали мурашки, пугая и в то же самое время приятно возбуждая…

Телефонный звонок раздался в тот самый момент, когда Себастьян в своем сне увидел силуэт стройной женщины, мелькнувшей между цветущими акациями.

Он открыл глаза, не вполне понимая, что происходит. Взглянул на часы, показывающие шесть двадцать, и вспомнил, что находится у себя дома, что сегодня воскресенье и что ему не надо рано вставать.

— Черт подери! Кому приспичило звонить в выходной, да еще в такую рань?! — Он приподнялся на локте и взял трубку. — Алло!

— Себ, дорогой, умоляю, не сердись на меня за эту наглую выходку! — раздался в трубке знакомый звонкий голос. — Я только что приехала в Эдинбург и захотела тут же с тобой поболтать!

Эмили. Непредсказуемая и шумная, как всегда.

У Себастьяна потеплело в груди.

— Ладно, уговорила: сердиться не буду. — Он тихо рассмеялся. — Как твои дела?

— У меня все отлично. Грегори повысили в должности, мама окончательно выздоровела, а я выиграла на прошлой неделе ужасно сложное дело. Послушай, может, нам лучше встретиться?

Себастьян опять рассмеялся, приятно растроганный звонким щебетом своей давнишней приятельницы.

— Конечно, давай встретимся. Мы не виделись почти год.

— Отлично! В три дня в моем любимом рыбном ресторанчике. Идет?

— Идет.

За прошедший год, как, впрочем, и за последние десять лет, Эмили практически не изменилась. Разве что стала еще деловитее и увереннее в себе, одним словом, превратилась в самого что ни на есть настоящего юриста.