Долли Нельсон - Живи и люби!

Его негромкий сексуальный смех заставил ее улыбнуться.

— Благодарю вас. Буду очень признательна.

Игра, в которую они играли, доставляла Сигрид несказанное удовольствие. Но она знала, что это очень опасно.

Тенгвальд вздохнул и рассеянно поднял лежавшую на столе бумажную салфетку. Потом уставился на тонкую свечку, горевшую в центре стола, и сказал:

— Причина у меня одна. Мой отец. Точнее, то, что я слишком похож на него.

5

Заинтригованная Сигрид не находила себе покоя уже две недели. Думала, что его первая любовь оказалась неудачной. Думала, что Тенгвальда обманула женщина, которой он отдал свое сердце. Но ей и в голову не приходило, что причина может заключаться в Ларсене-старшем.

Когда Тенгвальд упомянул о нем, в его тоне прозвучала горечь, и это заставило Сигрид задуматься. Утверждение, что он очень напоминает отца — человека, с которым его связывали явно непростые отношения, — окончательно сбило Сигрид с толку. Что и доказывало выражение ее лица.

— Мой отец, — после небольшой заминки продолжил Тенгвальд, — был не слишком хорошим родителем. Он был очень умным человеком, известным ученым, и я восхищался им. Смотрел на него снизу вверх. Наверно, как всякий мальчик. Но я всегда хотел от отца того, на что он был неспособен.

Наступила томительная пауза, и Сигрид физически ощутила испытываемое им напряжение. Она испугалась, что Тенгвальд не захочет продолжить. Но он сжал кулаки, спрятал их под стол, посмотрел ей в глаза и откашлялся.

— Родительская любовь. Отцовское чувство. Я ощущал недостаток многих вещей. Интереса, любви, защиты. Иными словами, мой старик обладал всеми недостатками, которыми только может обладать отец. Моя сестра чувствует то же самое. Мы с Амалией часто говорили об этом. Отец не любил нас. — На его щеке задергалась какая-то жилка. — И нашу мать тоже.

Тенгвальд положил салфетку, снова оперся локтем на стол и сцепил пальцы под подбородком.

— А мама его любила. Хотя он этого и не заслуживал. За то время, пока мы росли здесь, он ни разу не обнял ее. Ничем не показал свою любовь.

Тенгвальд порывисто провел рукой по волосам.

— Хотя супружеский долг они наверняка исполняли, — невесело усмехнувшись, сказал он. — По крайней мере дважды.

В других обстоятельствах эта фраза заставила бы Сигрид улыбнуться.

— Фактически мама была матерью-одиночкой. Она водила нас в клуб, приходила на школьные мероприятия и спортивные состязания. Помогала делать домашние задания. Делала все, чтобы у нас с сестрой было счастливое детство. Или хотя бы нормальное.

Его зеленые глаза помрачнели, и это сильно подействовало на Сигрид.

— Мой отец, — сказал ей Тенгвальд, — всегда был слишком занят своей лабораторией, своей теплицей, ездил на симпозиумы, где рассказывал о своих открытиях, получал премии или убеждал руководителей компаний финансировать его новые исследования. Для нас у него не было времени. Мы были ему не нужны. Он не хотел быть мужем. А отцом — и подавно, — мрачно добавил он.

От владевшего им смятения колебался воздух. Казалось, кто-то взял запечатанное в полиэтилен меню и помахал им перед лицом Сигрид.

— Он был настоящим ублюдком. Черствым и эгоистичным трудоголиком, которому не хватало времени на семью. — Тенгвальд тяжело вздохнул, посмотрел Сигрид в глаза и закончил: — А я весь в него.

…Сигрид проснулась в темноте и сразу поняла: что-то случилось. Она села и прислушалась. Что-то непонятное заставило ее сбросить простыню, опустить ноги на ковер и потянуться за халатом.

По дороге к двери спальни она услышала приглушенные звуки. Похоже, эти звуки доносились из комнаты девочек, находившейся рядом.

Она неслышно выскользнула в темный коридор и приоткрыла дверь соседней спальни. Полная летняя луна освещала Ловису и Лотту, лежавших в кроватях. Ловиса ворочалась, металась и что-то бормотала во сне.

Сигрид быстро подошла к девочке, положила ладонь на ее руку и заставила очнуться от кошмара.

Малышка широко открыла глаза, ее грудь вздымалась и опадала.

— Что, милая? — ласково шепнула ей Сигрид. — Тебе приснился страшный сон?

— Она гналась за мной. — Ловиса потерла кулаком сонные глаза.

— Успокойся. Все кончилось. Тебе ничто не грозит. Повернись на другой бок и усни.

Тревога заставила ее наморщить лоб.

— Я не хочу засыпать. Посиди со мной, ладно?

— Конечно, моя радость. — И тут Сигрид осенило. — Давай-ка спустимся вниз и выпьем молока. Только тихо, чтобы не разбудить Лотту.

Ловиса быстро выбралась из-под скомканного хлопчатобумажного покрывала и на цыпочках пошла к двери. Сигрид двигалась следом. Она покосилась на крепко спавшую Лотту и закрыла дверь.

Оказавшись на кухне, Сигрид налила молоко в стаканы, поставила один из них перед Ловисой и опустилась на стул, стоявший рядом.

— Кстати, откуда берутся страшные сны? — По тону девочки было ясно, что она все еще напугана.

Сигрид улыбнулась.

— Я думаю, что это вроде… сказки. Сказки, которую придумывает твой мозг.

— Я не люблю такие сказки. За мной гналась большая собака. Из ее пасти текла слюна. Зубы у нее были оскаленные. Большущие. И острые. — Девочка рассеянно взяла стакан и сделала глоток.

— Сегодня мы видели собак, когда гуляли в парке, — сказала Сигрид. — Ты их испугалась?

Ловиса подняла лицо, украшенное белыми молочными усами.

— Нет. — Она вытерла верхнюю губу тыльной стороной ладони. — Те собачки были маленькие. Совсем щенки. Они бегали за мячиком. Я смотрела на них и смеялась.

Сигрид протянула руку и пощупала ее лоб.

— Ну что ж… Возможно, эти щенки в парке заставили тебя подумать о собаках. Но существует множество причин, которые могли превратить веселье в страшный сон.

Ловиса отодвинула стакан так порывисто, что молоко чуть не выплеснулось через край, широко открыла глаза и уставилась на Сигрид.

— Может быть, перед сном ты слишком устала, — негромко продолжила та. — Если ты на что-то обиделась или из-за чего-то расстроилась, это тоже могло вызвать страшный сон.

Ловиса притихла и задумалась. Когда девочка подняла лицо, в ее глазах стояли слезы.

— Сегодня я думала о маме, — хриплым шепотом призналась она. Малышка изо всех сил пыталась справиться с собой. — Я скучаю по ней.

— Знаю, милая. То, что ты думаешь о маме и скучаешь по ней, вполне естественно.

Ловиса шмыгнула носом.

— Мама так крепко меня обнимает… И от нее всегда так хорошо пахнет…

У Сигрид сжалось сердце от сочувствия.

Девочка посмотрела куда-то в сторону, видимо стесняясь своего признания, но потом снова повернулась лицом к Сигрид. Ее взгляд был печальным.