Тереза Саутвик - Несговорчивая жена принца
Все равно она стала бы переживать, вернется ли мать домой, и в каком состоянии вернется. Они не помогли бы, когда мать напивалась или когда очередной любовник, на которого возлагались радужные надежды, снова исчезал из виду, и Джессике приходилось утешать рыдающую мать.
Послышался хлопок закрывшейся двери. Джессика торопливо пробежала в гостиную и увидела, как Кардал опустился на диванчик. Лицо его оставалось мрачным. Он стиснул руки на коленях, да так и замер неподвижно.
Джессика не понимала, почему вид невинных младенцев вызвал у Кардала такую реакцию, но инстинкт подсказывал ей утешить его, дотронуться до него, дать понять, что он не одинок.
Присев рядом, она робко положила ладонь ему на плечо.
– Кардал, что с тобой?
Он стряхнул ее руку.
– Я не желаю об этом говорить.
– Упрямец. – Она снова дотронулась до окаменевшего плеча, привлекая к себе внимание Кардала.
– Оставь меня.
– Нет. – Джессика порывисто обняла Кардала, потерлась головой об его щеку. – Тебя не надо говорить. Просто знай, что я с тобой. Я никуда не уйду.
Он удивленно повернулся к ней.
– Джессика…
Ее имя, шепот на его губах были мольбой, понять которую Джессика не могла. Она прикоснулась губами к его губам и ощутила его противостояние, нежелание принять предлагаемое утешение, но остановить ее оказалось не так-то просто. Она прижалась крепче, и плечи Кардала напряглись, дыхание стало чаще, и стон, зародившийся где-то в глубине души, вырвался наружу.
Он усадил Джессику себе на колени, обхватил обеими руками, уткнулся головой в нежную шею. Так он держал ее целую вечность, а потом внезапно впился губами в ее губы. Желание волной накатило на нее, сметая все разумные соображения, оставляя от них одни обломки.
Ей хотелось целовать его еще и еще, прижиматься к нему все плотнее и плотнее.
Кардал поднялся, держа Джессику на руках, и направился в спальню. Нежно опустил ее в центр кровати.
– Я хочу тебя, – его голос гладил ее, окутывал, словно черный бархат.
Он улегся рядом с ней, расстегнул пуговицы ее блузки. Придвинулся ближе, осыпая поцелуями шею. Потом раздвинул полы блузки в стороны, спускаясь ртом все ниже, языком касаясь впадинки между грудями. Ей казалось, что ее принизывают электрические разряды, от которых она содрогается сверху донизу.
И Джессика знала: она ждала именно этого – такой страсти, такого желания, чтобы все в мире потеряло значение, кроме этого мужчины.
– Я тоже хочу тебя, – ответила она, встретив взгляд Кардала, и обвила руками его шею.
Разумные соображения унеслись прочь, остались только чувства.
Мыслимые и немыслимые адские муки были бы недостаточным наказанием за содеянное им, думалось Кардалу. Он не только нарушил данное обещание не прикасаться к жене, но и забрал ее девственность. Да и можно ли было представить, что она никогда не была с мужчиной? Такая красавица, а он и обрадовался!
Не в силах оторвать глаз от красных пятен на простыне, он проклинал себя на чем свет стоит. Вот уж верно – негодяй, полностью заслуживающий той грязи, которой регулярно поливают его на страницах газет. Приличный человек постыдился бы тянуть к ней руки, но Джессика не раз утверждала, что к приличным его не отнесешь.
Стукнула дверь ванной. Провожаемая шумом душа, в комнату вошла Джессика. Точеное тело, каждый дюйм которого так ему памятен, сейчас скрывалось под белым пушистым халатом. Мокрые волосы обрамляли очаровательное личико, не нуждающееся в косметике.
Заметив его взгляд, она улыбнулась, и улыбка эта пронзила его сердце острой виной. Если бы он только знал, что она еще не познала мужчину, он бы…
– Почему ты не сказала мне, что была девственницей? – Ударение выделило прошедшее время.
Джессика застыла. Улыбка какое-то время держалась на лице, но постепенно сошла на нет.
– Некоторые полагают это достоинством. По твоим же словам – тут у меня серьезное упущение. Хочу заверить тебя, девственность не заразна.
– Какое еще упущение! Не перевирай мои слова. – Кардал нервно провел ладонью по волосам, пытаясь обрести спокойствие. – Почему ты не предупредила, пока еще было не слишком поздно?
– Слишком поздно? По-моему, я слышу сожаление. Вероятно, чтобы соответствовать установленным тобой нормам, мне следовало быть более опытной.
– Я имел в виду не это.
– Тогда должна сознаться, что не понимаю сути твоих претензий.
Как растолковать ей, что она принесла ему в дар самое драгоценное, что у нее было? Она права. Большинство мужчин, кроме полных идиотов, были бы вне себя от радости, оказавшись у нее первым. Кардал видел горечь в ее глазах и понимал, что ведет себя дурно, почти так же дурно, как прошлой ночью. Но тут не только его вина.
– Имея нужную информацию, можно было бы сделать первый раз приятнее для женщины. Если бы ты мне только сказала…
– Следовательно, ты намекаешь, что у нас недоработки в части установления взаимопонимания? Должно быть, я беру пример с тебя.
– Не понял?
– Почему ты вчера сбежал из больницы?
– Я не желаю объяснять.
– Вот в чем корень зла.
– То есть?
– Мне тоже неприятно объяснять, что я никогда не была с мужчиной, и все-таки мы это обсуждаем.
– Глупости. Ты так и не сказала, за что мне такая честь.
– Честь? – Отвернувшись, Джессика повесила полотенце на ручку двери. – Не заметно, что ты польщен. В любом случае мы сменили тему. Так почему ты сбежал из больницы?
Кардал плотно сомкнул ресницы, изгоняя из памяти образ спящих младенцев.
– Итак?
– Нет.
– Нам обязательно надо поговорить об этом, Кардал.
– Зачем? – взорвался он. – Что толку вспоминать то, что не можешь изменить?
– Изменить нельзя, – согласилась она. – Но, не излитая наружу, боль может накапливаться в душе. Выговорись. И со временем придет исцеление.
– Столь глубокие раны неисцелимы.
– Никогда не знаешь, пока не попробуешь.
Он отвернулся к окну, следя, как солнечные лучи окрашивают пики близлежащих гор.
– Антония была беременна.
Прошло несколько минут ошеломленного молчания, прежде чем Джессика спросила:
– Она носила твоего малыша?
– Да.
– И твоя семья знала?
Он отрицательно покачал головой.
– Я собирался поставить их в известность. А после – не понадобилось.
– Боже мой. Кардал, я не знаю, что и сказать. Мне ужасно жаль.
– Это в прошлом.
– Ты сам себя обманываешь. Взгляд, которым ты смотрел на детей, разрывал мне сердце.
– Я не собирался тебя огорчать.
– Да нет, конечно. Но я так беспокоилась за тебя.
Она дотронулась до его руки, и Кардал резко отпрянул в сторону, потому что больше всего на свете ему хотелось сейчас заключить ее в объятия. Прошлой ночью он нашел с ней утешение, возможности которого даже не предполагал. С ней он забывал о своем обещании никогда никого больше не впускать в свое сердце, позволяя расцвести своей нежности. Чем скорее она уедет, тем лучше для них обоих.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});