Ирина Хохлова - Возвращение любви

— Вроде оклемалась чуток? — начала она осторожно.

Елена после приезда ни разу не была в магазине, вообще избегала людных мест, только в школе со своими учениками забывалась. Обычно делала покупки Ира и на этот раз тоже принесла печенье «К чаю» и сыр.

— Будем завтракать, — сказала спокойно Елена.

— Поставлю чай, — радостно засуетилась Ира.

— Я сама. Посиди.

— Ой, Ленка! — покачала головой Ира, садясь на табуретку. — Подурнела-то как. Разве ж можно изводить себя без конца? Ты одно пойми — его не вернешь.

— Как на улице?

— Тепло, солнечно. Хорошо на улице.

— Пойти бы на лыжах…

— А чего? Давай устроим в субботу прогулку. Ты знаешь, мой Константин бегать стал. Смеху! Наденет трико, ну точно цапля — ноги худые, длинные.

— Ты тоже бегаешь?

— Не-е, мне он не разрешает. Говорит, похудеешь. Он меня такую, как есть, любит. Я говорю: любишь полную — шоколадом корми.

— А он?

— Куда ему деваться? Зотов о тебе спрашивал, между прочим.

— Зотов?

— Ты догадываешься, почему он перешел в другую школу?

— Не думала об этом.

— Он тебя любит, Лена.

— Ну и что?

— Приятно все-таки… Я вот хочу, чтоб меня любили. Пусть бы все мужчины сохли по мне.

— Зачем тебе это? — улыбнулась Елена, наливая чай и присаживаясь к столу. — Константина мало?

— Ой, мой пупсик! Такой лапочка!.. Да, так что ж насчет Зотова?

— Привет передай.

— А если как-нибудь приедем с ним?

— Приходите. Что тут такого?

Ира осталась довольна разговором.

— Увезти, что ли, Константина в тайгу да оставить? — мечтательно произнесла Ира.

— Что ты болтаешь, Ирка?! — ужаснулась Елена. — Что за намеки?

— Можешь назвать меня дурой, но я поначалу так и подумала, — призналась Ира. — Во дает, думаю. А что? Ты, Елена, сама себя не знаешь. Иной раз задумаешься, смотришь в одну точку, а мне зябко: словно из таежной чащи зверь глядит.

— Фантазия у тебя больная. Вот возьму и прогоню. Чтоб глаза не видели.

— Я ж никому не говорила. Думала и все. Знала же: достал он тебя своей ревностью. А потом увидела, как ты убиваешься…

— Ты хоть понимаешь, что говоришь? — не могла успокоиться Елена. — Это я, по-твоему, способна убить человека?

— Убить? Нет. А в тайге, поди, бросила бы. Тебя если сильно обидеть, задеть за живое, ты на все способна.

— Ты так думаешь?

— Не сомневаюсь. Уж коли ты любишь, так всем сердцем, а коли ненавидишь, так до печенок. Проще жить не умеешь.

— Живу же…

— У тебя еще все будет, Лена. Это я, как квочка, возле Константина своего состарюсь. А ты… Такие женщины, как ты, спокойно не живут.

— Кончай, подруга. Никого мне не нужно. Если я сказала, чтобы Зотов приходил, то это еще ничего не значит. Не строй планы. Мы старые друзья и не более. В первый же его приход дам понять, чтобы не мылился — бриться не придется.

— Оставь ты в покое человека. Любит и пусть. Зачем ему делать больно?

— Знаешь что? Беру свои слова назад. Пусть не приходит. Не хочу. Ничего я не хочу. И ты не будь сводницей.

— Успокойся. Ишь, раскраснелась. Увижу Зотова — перейду на другую сторону улицы. А ты и впрямь в монахини шла бы. Могу устроить.

Ира быстро собралась и ушла, всем своих видом показывая, что возмущена до глубины души. Сама же наговорила черт те чего, а еще прикидывается обиженной. Но Елена хорошо знала подругу — в считанные минуты остынет, а завтра прибежит как ни в чем не бывало.

Собралась на работу и Елена. Выйдя на улицу, с давно забытым наслаждением вдохнула колючий морозный воздух. Деревья были осыпаны инеем, и под ногами хрустел свежий снежок. Она вдруг почувствовала огромную благодарность природе, подарившей ей такое утро. В ранней юности случалось: захватывало дух от мысли — как еще много всего впереди! И сейчас, шагая к автобусной остановке, Елена чувствовала, что каждая жилка в ее упругом теле наполняется жаждой жизни.

Что случилось, того не поправить. Глупая, нелепая, дикая гибель Валерия убедительнее всего доказывала, что надо дорожить каждой минутой в этом чудесном мире. Она никогда не забудет потери, но боль надо похоронить в самых глубинах души, чтобы мрачным настроением, постоянной печалью не огорчать окружающих. Надо сеять надежду и веру среди своих учеников.

Елена бодро шагала, ощущая прилив энергии во всем теле, и ей казалось, что в эти минуты она окончательно проснулась, выздоровела. Она поняла, что еще многим нужна — родителям, ученикам, подругам, а раз так, то не должна киснуть, не такая она слабая, надо жить, работать, приносить пользу.

Весь день Елена прожила в спешке, словно хотела нагнать упущенное. Даже ученики почувствовали перемену в ней и были на уроках особенно внимательны. В учительской, оставшись в конце дня одна, посмотрелась в зеркало и вдруг застыла. Она уже привыкла видеть свое унылое лицо с опущенными уголками рта и вялым взглядом. А тут на нее глянула прежняя Елена. Все в ней ожило. Так оживают увядающие цветы, которые давно не поливали, — получив живительную влагу, они наполняются внутренней силой.

Вечерами Елена еще не выходила из дому, но теперь много и с удовольствием читала, остро воспринимая мысли любимых писателей и то духовное наполнение, что несли книги.

Прошло недели две, а то и три после памятного разговора с Ириной, как однажды вечером раздался стук в дверь. Кто бы это мог быть? Ирка врывалась без всякого стука, часто забывая поздороваться, и тут же начинала болтать о пустяках.

Елена глянула в зеркало: все ли в порядке? И тут же сама себя упрекнула: «Чего это я?»

— Входите! — подала она голос, стоя посреди комнаты.

Дверь открылась, и Елена увидела Дмитрия Зотова. Он был в длинном сером пальто, держал в одной руке шляпу, а во второй — алую розу.

— Можно? — на лице его было смущение.

Елена шагнула навстречу, приняла цветок и стала вслух восхищаться им:

— Что за прелесть! Ну, Дмитрий, вот уж угодил!

Наливая воду в кувшин и ставя цветок, она говорила ничего не значащие слова, — предоставляла Зотову время преодолеть робость и успокоиться. Человеку за тридцать, а он все, как безусый отрок, теряется и краснеет.

— Что же вы не снимете пальто? — радушно хлопотала Елена.

— Да-да, — заспешил Зотов. — Если я вас не отвлек, не оторвал от дел, то посидел бы малость.

— Будете чай?

— Нет-нет. А впрочем… Не хотел бы утруждать.

— Да вовсе нет… Наоборот… Я рада вас видеть.

«Чего это мы с ним все расшаркиваемся? — подумала про себя Елена. — И почему на «вы»?

А как мы прежде обращались? Вот смех-то! Я забыла, как мы прежде были — на «вы» или на «ты». А почему? Потому, что это не имеет для меня ни малейшего значения. Или то, что я называю «прежде», ушло в такое прошлое, что забылось».