Морин Чайлд - Замужем за неизвестным
— Джеймс Бонд — это сказка. А реальность — это я. Эбби, я дал клятву, что никогда никому не расскажу о своей работе. И до этого вечера я ни разу ее не нарушил.
— Клятву?
— Да.
— И ты — шпион?
— Я предпочитаю термин «тайный агент».
— Ну, еще бы! — кивнула она, и в ее глазах опять заплясали искорки. — Этот термин куда лучше.
Он схватил ее за плечо, но она вырвалась и отскочила от него.
— Не надо. Не трогай меня.
Она вышагивала взад-вперед по спальне, сначала слегка пошатываясь, потом все более твердо. Звук ее шагов заглушался мягким ковром и ее собственным возбужденным дыханием.
— Зачем ты мне все это говоришь? — спросила она резко, держась от него на расстоянии, так, чтобы он не мог дотянуться до нее. Люк следил за ее метаниями, не поворачивая головы и не двигаясь с места.
— Я устал лгать тебе.
Она скептически посмотрела на него.
— Ты думаешь, что у меня роман, — продолжал он, — и я не хочу тебя терять из-за этого вздора.
— А у тебя нет романа, просто ты — шпион!
— Да, это так.
Она остановилась перед ним и воинственно скрестила руки на груди.
— А кто такая Кэтрин?
О господи, он же уже объяснял ей тысячу раз!
— Тоже тайный агент. Я знаю ее уже много лет.
Эбби подняла бровь. Люк устало вздохнул.
— Она замужем, за нашим же. И у нее трое детей!
Эбби смотрела на него исподлобья.
— То есть Кэтрин — шпионка и любящая мать?
— Ну да.
— И у тебя нет с ней романа?
— Нет.
— А с кем у тебя роман?
Он улыбнулся.
— Ни с кем. У меня очаровательная жена, кстати, ужасно ревнивая.
— Я не ревнивая, — возразила Эбби, но как-то не очень уверенно.
— И у тебя нет повода, — уверил ее Люк, осторожно идя через комнату — будто он проходил мимо голодного хищника.
— Как бы я хотела в это верить, — сказала Эбби неожиданно нежно и грустно, и Люк почувствовал вспышку надежды.
— Я не лгу тебе, Эбби. — Он взял свой кожаный пиджак, валявшийся в ногах кровати, достал из внутреннего кармана потрепанный бумажник и протянул ей.
Она осторожно взяла его, развернула и молча разглядывала несколько секунд. Наконец подняла глаза.
— Так это правда? Ты работаешь на правительство.
— Да, это правда.
— Ты не занимаешься программным обеспечением?
— Я даже не знаю, что это такое.
Покачав головой, она снова посмотрела на его удостоверение и провела пальцами по фотографии.
— Это просто невероятно.
— Я знаю, как это звучит, но это правда. — Он сделал шаг к ней. — Когда мы встретились в самолете...
Она вскинула глаза.
— Я летел в Париж, чтобы допросить пойманного террориста.
— О, боже мой...
— Те звонки, когда к телефону звали Люси, они — из офиса. Это знак, что я должен выйти на связь.
— Пароль?
— Своего рода.
Господи, что она теперь будет делать? Так трудно было ей во всем признаться. И так трудно теперь понять, не совершил ли он ошибку.
Том Кеннеди придет в ярость, когда узнает об этом. Но, черт возьми, Люк не собирается терять женщину всей своей жизни из-за обещания, которое он дал, когда не был еще с нею знаком. Он не откажется от Эбби. Он будет бороться за нее.
— О господи, — прошептала она, сжимая бумажник.
Она подошла к кровати и села, задумалась на некоторое время, потом спросила:
— Когда ты в последний раз уезжал... Почему тебя не было в гостинице? Ты вообще был в Сакраменто?
— Да, — сказал, садясь рядом с ней, — был. Правда, не в гостинице. Я жил на конспиративной квартире. Я расследовал продажу секретных правительственных материалов.
— Конспиративная квартира...
— По оплошности отель не перевел мне твой звонок.
— Такая секретность...
— Эбби?
Она смотрела на его документы, которые все еще держала в руке.
— Правительственные материалы. Шпионы. Террористы.
— Ты в порядке?
— Я не знаю, — проговорила Эбби, подняла голову и посмотрела на человека, которого, как ей раньше казалось, она хорошо знает. Теперь все, что годами казалось ей совершенно надежным, рушилось, как карточный домик на ветру. — Люк, я не знаю, что сказать.
— Я понимаю тебя. Такие новости и так неожиданно.
— Да, это правда, — произнесла она, отдавая бумажник и заглядывая ему в глаза.
— Я никогда не хотел скрывать это от тебя, Эбби, — сказал он, гладя ее по щеке. — Но я не хотел подвергать тебя опасности.
— Я понимаю, — сказала она. Она и вправду понимала. Ей все еще было больно, что он скрывал от нее часть своей жизни, но теперь, по крайней мере, она поняла, почему он это делал.
Гардины были задернуты, и только мягкий свет лампы образовывал светлый теплый островок в темноте их спальни. В комнате было так тихо, что она слышала стук своего сердца. Она хотела что-нибудь сказать, но никак не могла придумать, что.
— Я скрывал это все от тебя, чтобы уберечь тебя от опасности, — сказал Люк, запустив пальцы в ее волосы. — Но теперь я понимаю, что подверг тебя опасности, просто женившись на тебе.
Она быстро подняла на него глаза, сразу поняв, о чем он говорит.
— Ты говоришь о цианиде? Думаешь, что кто-то, кто знает про твою работу, пытался отравить меня?
Он нахмурился.
— Это возможно. — Его рука перебирала волосы у нее на затылке. — Но маловероятно.
— Нет, — мозг Эбби заработал удивительно быстро. — Этого не может быть. Никто в Иствике не подозревает, кто ты на самом деле. И для твоего врага не имело бы смысла разоблачать себя, пытаясь отравить гражданское лицо на благотворительном обеде.
Она остановилась, перевела дыхание.
— Ничего себе. Не могу поверить, что я это говорю: враг, гражданское лицо.
Он улыбнулся и шутя дал ей подзатыльник.
— Ты быстро научилась.
Эбби повернулась, чтобы лучше видеть его. Она так хорошо знала и любила его лицо. Она вглядывалась в него — оно было таким же, как всегда. Его глаза были точно такими же, как раньше. Красивые глаза цвета горького шоколада. Улыбка была та же, немножко кривая — правый угол рта вздергивался чуть выше левого. Это был тот же самый человек, которого она так хорошо знала. И все же...
Теперь, когда Эбби знала его тайну, ей показалось, что она замечает в нем новые черточки.
Острый, проницательный взгляд. Твердая линия подбородка. Скрытая сила, которая позволяла ему решать вопросы государственной важности, самому оставаясь в тени.
Она смотрела в его горькие шоколадные глаза, и ей казалось, что ее затягивает восхитительный горячий водоворот. Еще пять минут назад каждая косточка в ее теле болела после перенесенной аварии, но внезапно проснувшееся желание, искрящееся в ее венах, было сильнее боли.
