Джудит Макуильямс - С чужим ребенком
— Вы придерживаетесь тех же оригинальных взглядов, что когда-то бытовали в Индии? Что женщина должна броситься в погребальный костер своего мужа?
— Нет, конечно, но…
— Да, вы правы, эта точка зрения невероятно устарела. Креон мертв и сейчас, возможно, блаженствует на небесах. Так почему бы Лидии немного не порадоваться на земле?
Женщина изумленно моргнула:
— Вы так считаете? Очень интересная мысль!
— К сожалению, не моя. Одно из основных положений христианства. Разве вам оно никогда не встречалось?
Женщина нахмурилась:
— А вы и Филип…
— Что — я и Филип? — резко спросила Джинни.
— Вы знаете что, — женщина интимно понизила голос и наклонилась ближе, так что Джинни ощутила запах дорогих французских духов.
— Да, я много знаю, — Джинни решила не опускаться до сплетен и склок. — А теперь, если вы не возражаете, я хотела бы взглянуть на то, чего еще не знаю. На эти картины, например.
Она отвернулась и пошла в соседний зал. Не только для того, чтобы сбежать от назойливой собеседницы, но и для того, чтобы найти Лидию. Сложившееся положение ее тревожило.
Опасность, однако, объявилась там, где ее совсем не ждали.
Джинни прошла еще одну комнату, и… на момент радость охватила ее.
Филип! Несомненно, это была его стройная фигура. Ей захотелось броситься к нему и обнять его, прижаться крепко-крепко.
Джинни тряхнула головой — не время для мечтаний. В любой момент он может обнаружить Лидию и художника и устроить Бог знает что. А где же они? Джинни огляделась и увидела их в соседней комнате: они стояли за мраморной колонной и разговаривали. Пожалуй, следует отвлечь Филипа от поисков. Чувствуя, как растет ее волнение, Джинни направилась к нему.
Филип, увидев ее, нахмурился:
— Что ты здесь делаешь?
— Не знаю, как ты, но я обычно хожу на выставки затем, чтобы приобщиться к искусству.
Филип с отвращением посмотрел вокруг:
— Это ты называешь искусством?
— Тсс! — Джинни взяла его под руку и потянула в угол, к какой-то малопривлекательной абстрактной скульптуре.
— Куда ты меня тащишь? — спросил он.
— В такое место, где твоя грубость никому не помешает наслаждаться прекрасным.
— Грубость? Нас затем и пригласили, чтобы мы высказали свое мнение.
— Пригласили не тебя, а Лидию, ты же явился незваным. Зачем, позволь поинтересоваться? Чтобы высказать свое мнение?
— Я беспокоился за вас обеих! Разве ты не знаешь, что может случиться ночью с двумя женщинами?
Джинни одарила Филипа взглядом, полным иронии:
— К ним могут пристать страшно нудные типы.
— Я не нудный! — вспылил Филип. Несколько посетителей с любопытством обернулись на его голос, и Джинни почла за лучшее переменить тему.
— Как ты вообще нас нашел? — спросила она.
— Нелегко было, — пробормотал он, не желая признаться, скольких сил это ему стоило. Как через компанию он нашел таксиста, который привез их сюда. Если б швейцар в доме не заметил, как они уходили, он бы вообще не смог найти их. — А теперь, когда я вас нашел, может быть, ты объяснишь мне, почему вы улизнули тайком?
— Мы не улизнули, — соврала Джин ни. — Как и подобает взрослым самостоятельным женщинам, мы просто ушли. Потому что захотели посмотреть выставку.
Филип скептически хмыкнул:
— Ни за что не поверю, что кто-то может захотеть смотреть на эту мазню.
— Во-первых, о вкусах не спорят. Во-вторых, когда шли сюда, мы еще не знали, что именно увидим. А в-третьих, не все так уж безобразно, кое-что весьма… колоритно.
— И кто же автор?
Джинни пожала плечами.
— По-моему, кто-то сказал, что он местный…
И тут она увидела, что Лидия и Стюард постепенно приближаются к ним. Она схватила Филипа за руку.
— Пойдем, я покажу тебе просто прелестную вещицу, — и потащила его в противоположную сторону. — Вот.
Они остановились около большого полотна, усеянного блеклыми пятнами.
— Не правда ли, похоже на раннюю весну, — она постаралась изобразить энтузиазм.
— А по-моему, на мужское легковерие.
Филип явно не разделял ее восторг. Джинни вздернула подбородок:
— Не знаю, я не мужчина.
— Я заметил, — Филип медленно улыбнулся, и сердце Джинни учащенно забилось. — По правде говоря, я…
Вдруг его глаза блеснули гневом. Он их увидел!
— Какого дьявола?.. — И Филип сделал шаг по направлению к Лидии и Стюарду.
Джинни вцепилась в него:
— Не смей! Лидия не простит тебе, если ты устроишь скандал!
— А я не прощу себе, если позволю этому… этому…
— Другу твоей сестры, — подсказала Джинни. — Держи себя в руках!
— Ты не понимаешь! — яростно прошипел Филип, не пытаясь, правда, вырваться.
Надо увести его отсюда, решила Джинни. Подальше от Лидии, подальше от любопытных глаз. И она потянула его из комнаты. К ее облегчению, он не сопротивлялся. Только спросил:
— Куда мы идем?
— В какое-нибудь тихое место, где ты сможешь успокоиться.
Коридор был пуст. Джинни открыла первую попавшуюся дверь, надеясь найти пустую комнату. Это оказался приличных размеров чулан, где хранились швабры, веники и прочие принадлежности для уборки помещения.
Джинни уже хотела снова закрыть дверь, как вдруг услышала звук приближающихся шагов. Не раздумывая, она впихнула Филипа в чулан, нырнула вслед за ним и осторожно прикрыла дверь. Шаги прошли мимо и затихли.
— Ты уверена, что лучший способ успокоить человека — затолкать его в чулан?
— Тсс, — прошептала она: кто-то опять шел мимо.
— Не знаю, что говорит твой опыт, но на меня, боюсь, это не подействует успокаивающе, — пробормотал Филип.
Джинни почувствовала легкое волнение. Теплое дыхание Филипа коснулось ее шеи. О Господи, он совсем рядом!
Она словно погрузилась вдруг в море желания. Лидия, Стюард и все остальное отошло на задний план, растворилось во мгле. Был только этот мужчина, стоящий так близко.
Она повернулась к нему. В полутьме помещения его глаза поблескивали. В этих черных глазах тлела страсть — страсть к ней. Радостное ожидание переполнило Джинни.
Она осторожно провела пальцем по его щеке. Он тут же схватил ее и прижал к себе. Тихий короткий стон вырвался у нее, когда она почти ударилась о его напряженное тело.
Филип взял ее за подбородок и запрокинул ей голову. И приник к ее губам долгим и страстным поцелуем. Джинни приоткрыла рот, позволяя его языку проникнуть внутрь.
Дрожь желания росла в ней, гася последние проблески благоразумия. Джинни осознавала только одно — острейшую необходимость коснуться его обнаженного тела. Ничто на свете не могло бы остановить ее, ничто и никто, разве что сам Филип. Но, взглянув на него, на его горящее лицо, она поняла, что он как никогда далек от этого. И тогда Джинни, ослабив узел его галстука, начала расстегивать пуговицы его рубашки. Все то же необоримое стремление двигало ею — почувствовать его тело, ласкать его обнаженную кожу.
