Леона Шелл - Это всё она
— Значит, она умерла два года назад, верно?
— Пять с плюсом по арифметике! — Как только эти слова сорвались с губ Доры, она пожалела о своей несдержанности, смущенно улыбнулась и продолжила: — После похорон подруга пригласила меня провести неделю с ней и ее детьми в детском лагере на побережье Атлантики. Я решила, что это перст судьбы.
— Значит, судьба указала тебе перстом на должность лагерной прислуги?
— Если угодно, да. — В ответ на злую реплику Хуана Дора лишь пожала плечами. Занятия с детьми требовали от нее физических и умственных затрат, но в то же время вливали в нее бодрость и силу после невыносимого существования в нереальном мире болезненных фантазий Мириам. — Мне нравилась эта работа. Кроме того, я продолжала заниматься переводами и поэтому могла оставаться на полуострове Кейп-Анн и зимой, когда лагерь закрывался. В это время легко найти дешевое жилье.
— А богатого мужа еще легче! Чертова кукла! — гневно прошептал он себе под нос. — Марио с его латиноамериканской обходительностью, юношеской наивностью и склонностью к расточительству тебе прямо с неба свалился! — Хуан бросил на девушку взгляд, полный ярости; глаза его сузились, как у тигра, готового прыгнуть на свою жертву. — Один взгляд твоих невинных ореховых глаз, одно слово, сорвавшееся с твоих чувственных губ — и мой непутевый братец размяк в твоих нежных объятиях, как кусок пластилина, оставленный на солнце!
— Что я слышу, неужели ревность? — Дора почувствовала, как кровь бросилась ей в лицо.
В ответ раздался хриплый смех.
— Мне нет нужды ревновать к мальчику! Будь я с ним той ночью в кабачке, где вы встретились, он бы и шагу к тебе не сделал! Уж поверь мне, плутовка, я бы дал гораздо больше того, что мог дать он. Но только не мои деньги и не мое имя!
Если бы Фламинг не вел машину, она дала бы ему по надменной, самодовольной физиономии! Но так как сделать это было нельзя, Дора сдержала слепую ярость, которой никогда прежде не испытывала. В школе ее считали спокойной, в лагере — уступчивой и сговорчивой, но сейчас все эти качества разлетелись в пух и прах, уступая место чему-то агрессивному и опасному. На мгновение Дора превратилась в ту девицу, которой ее считал Фламинг. Вот она смеется и развлекается в каком-то сомнительном заведении; к ней подходит симпатичный юноша, которого она впервые увидела лишь на больничной койке, а рядом с ним тот самый крепкий, мускулистый невозможный тип, который сейчас ведет машину с энергией и уверенностью жестокого Кортеса, оседлавшего боевого коня.
— С чего вы взяли, что я хоть раз посмотрела бы в вашу сторону? — спросила она холодным и бесстрастным тоном, за которым скрывалась бешеная ярость.
— С того, что я прекрасно знаю таких женщин, как ты, — нагло заявил он. — Я знаю, как вас возбудить и как охладить. Я видел, как загораются ваши глаза, стоит лишь пообещать вам какую-нибудь золотую безделушку, как соблазнительно приоткрываются губы при виде набитого бумажника, я слышал ваши слезливые обещания и любовные вздохи и ощущал, как ваши нежные ручки стараются добраться до моего сердца, гладя мою чувствительную кожу! — Слова, наполненные злостью, впивались ей в уши, как острые черепки. — Ни одна из вас не добилась успеха, но я знаю, как играть в вашу игру, и играю в нее более умело. Поверь, красотка, стоило мне захотеть, и я овладел бы тобой.
Она готова была в это поверить. Однако глубокое убеждение, непонятное ей самой, подсказывало, что на его дерзкие заявления можно не обращать внимания: Хуан никогда бы не взял силой ни ее, ни какую-нибудь другую женщину. Только в том случае, если она сама изъявит желание. Если бы Дора не была в этом убеждена, то сейчас умирала бы от страха. На какое-то неуловимое мгновение она явственно представила себе, что изъявила такое желание, и увидела себя лежащую нагой под его обнаженным телом, ощутила на своем лице его горячее дыхание, почувствовала, как его властные руки медленно ласкают ее груди, жадный рот хищно впивается в губы… И почувствовала, как снова мучительно краснеют шея, лицо…
Ошеломленная этим наваждением и непонятными чувствами, время от времени овладевавшими ею, Дора ослабила ремень безопасности и повернулась так, чтобы видеть чеканный профиль Хуана, его прямой нос и красивый рот. Ложбинка на его подбородке казалась вырезанной чьим-то очень острым, решительным резцом. Только длинные темные ресницы, скрывавшие глаза, придавали некоторую мягкость лицу, владелец которого, по-видимому, не знал чувства сострадания и жалости.
— Презрительно говоря о женщинах, вы только доказываете, что совершенно их не знаете, — горячо заговорила она. — Вы говорите о мире насилия, господства и страха. Марио же, при всей своей наивности, нежный, доверчивый и порядочный. Ни одна женщина, достойная называться таковой, не отдаст вам предпочтения по сравнению с ним.
— И даже ты? — Этот вопрос вонзился в нее, как дротик, пущенный рукой опытного охотника.
— А я тем более! — с ненавистью выпалила она.
— Отлично, красавица, — нежно промурлыкал Хуан. В его голосе не было и тени гнева. — Кажется, ты все-таки не совсем равнодушна к своему мужу. — Он покрутил руль и неожиданно возвестил: — Приехали.
Дора резко повернулась к боковому окошку и, к своему изумлению, обнаружила, что они стоят на краю высокого обрыва, за которым раскинулся океан, сверкающий под горячими лучами полуденного солнца.
— Мы на берегу… — тупо произнесла девушка, недоумевая, как случилось, что она не заметила дороги. Как, оказывается, легко отвлечь ее внимание! Дора утомленно провела рукой по слегка растрепавшимся волосам и почувствовала, что лоб у нее влажный. Хорошо, что в доме у Барни она успела переодеться. По случаю сильной жары на ней было простое ситцевое платье в голубой и белый горошек, слегка приталенное, без рукавов и с глубоким вырезом.
— Я люблю море. — Хуан смотрел в окошко, прищурившись от солнца; тон его был самым обычным. — Мне кажется, что в этом мире всеобщего разрушения оно действует успокаивающе.
— Я тоже.
Дора с благодарностью поддержала разговор. Казалось, она идет по горячим углям, боясь наступить чуть сильнее и больно обжечься.
— Но ведь вы живете в Мехико, далеко от побережья, — осторожно заметила она, надеясь, что неожиданно пришедшее к Хуану спокойное настроение продлится еще некоторое время.
— Да, действительно, Мехико далековато от океана и залива. Но у нас собственное поместье в Акапулько. Чтобы попасть туда, надо ехать на машине через горы. Они очень красивые. А на побережье океана настоящий рай. У меня там дом, на мысе Кастельон. — Он искоса поглядел на Дору. — Но, я полагаю, Марио уже рассказывал о нем?
