Энни Уэст - Одна ночь и вся жизнь
—Ты можешь поставить меня на пол, — быстро и сбивчиво сказала она, отбрасывая с лица мокрую прядку потемневших волос.
Он так и сделал. Медленно поставил ее на ноги, а потом взял ее за руки повыше локтей, не дав ей упасть, когда она пошатнулась. Струя воды текла на его темные волосы, на его крепкую грудь. Костас поднял руку и погладил волосы, падавшие ей на плечо, обхватил ее шею.
Прижимаясь к нему, Софи не удержалась от улыбки. Она действовала инстинктивно, и инстинкт говорил ей, что это самый замечательный опыт в ее жизни.
Он шагнул ближе, потом взял кусок мыла, лежавший позади Софи, и протянул ей.
—Мне хотелось это сделать с тех самых пор, как я увидел тебя в первый раз, — сказал он хриплым голосом.
Она вспомнила его в тот первый день, когда он заставил ее встать под душ. Даже тогда, больная и убитая горем, она едва смогла отвести взгляд от его великолепного тела.
А теперь... она имела право на большее, а не только на то, чтобы смотреть на этого греческого бога.
Очарованная, она наблюдала, как он намыливает руки, а потом кладет мыло обратно. Она почувствовала на своем лице его теплое дыхание, когда он провел руками по ее ключице; потом вниз, к ее грудям, которые он обводил до тех пор, пока она не прикусила губу, чтобы удержаться от крика. У нее ослабли колени, и она схватила его за плечи, чтобы не упасть.
—Мне хотелось сделать с тобой так много вещей, Софи...
Он с улыбкой провел руками вниз по ее груди, к талии, по бедрам, а потом ниже.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Софи не хотелось шевелиться. Она могла бы навсегда остаться в такой позе.
Она лежала в самой большой, самой роскошной кровати, какую ей когда-либо доводилось видеть. На мягких, красивых, хлопчатобумажных простынях. Ей казалось, что ее тело почти ничего не весит, но в то же время оно было слишком чувствительным, после того как она несколько часов занималась любовью.
Даже теперь Софи чувствовала себя довольной. Неудивительно, что у нее еще не было сил поднять голову или открыть глаза.
Прошлой ночью Костас испытывал такое ненасытное желание! Он был неистово страстен. И невероятно нежен.
Несколько раз из-за него у Софи выступали на глазах слезы. А как пристально он на нее смотрел, отказываясь выключить свет, потому что ему нужно было ее видеть! Она вздрогнула, вспоминая его взгляд. Сначала она отвечала неохотно, предпочитая скрывать ответные чувства. Но потом, понаблюдав, обнаружила, что из-за нее он теряет самообладание. Просто из-за нее.
Вот почему она испытала наслаждение такой силы.
Это был не только секс. Это были узы, возникшие между ними и ставшие настолько сильными, что Софи знала: он чувствует эти узы так же, как и она. Возможно, на этот раз, когда он проснется, у них будет время для разговора, для объяснений.
Прошла минута, и Софи поняла, что в первый раз с тех пор, как она видела, что Костас выходит из моря и шагает к ней, его нет рядом. Софи провела рукой по простыне до середины матраца.
Она была холодная.
Софи нахмурилась. Ванная? Она ничего не слышала. Но комнаты здесь со звуконепроницаемыми стенами. Ее шея и щеки запылали, когда она вспомнила, как прошлой ночью Костас заверил ее в том, что она может кричать так громко, как ей нравится, и этого не сможет услышать никто, кроме него.
Она открыла глаза и увидела, что наступило утро. Точнее, было уже позднее утро. Она перевернулась на спину и обнаружила, что оказалась в одиночестве.
Ей стало не по себе. Нелепо. Ничего неприятного не произошло. Вероятно, Костас все-таки в душе, может быть, даже ждет ее.
Софи отбросила одеяло. Когда она подошла к двери ванной, то чувствовала себя немного смущенной. Но это было нелепо. После всего, что произошло между ними, ей незачем было чувствовать смущение.
Тем не менее, она сделала паузу и постучала.
Никакого ответа.
Она постучала погромче костяшками пальцев и принялась ждать, когда дверь откроется и Костас улыбнется, глядя на нее сверху вниз. В конце концов, она открыла дверь и вошла. В ванной никого не было.
Ей снова стало не по себе. Вероятно, Костас вышел на балкон, чтобы подышать свежим воздухом?
Софи подошла к окну спальни, отдернула штору и обвела взглядом большой балкон. Там тоже никого не было. Наверное, он спустился вниз за едой для нее и для себя.
Она повернулась к кровати. И остановилась.
На полу возле кровати, где спала Софи, лежала аккуратно сложенная одежда. Она медленно приблизилась к ней. Узнала футболку и джинсы, которые только что выстирали. Нижнее белье, лифчик, даже открытые туфли на плоских каблуках и ее щетка для волос.
Софи уселась в мягкое кресло с невысокой спинкой, которое стояло рядом с кроватью. Это была не та одежда, которую она носила вчера. Костас оделся, пошел в ее комнату и нашел для нее одежду, которую оставил возле кровати. Он не стал ее будить...
Что за сообщение он хотел ей передать?
Она пыталась понять, что именно произошло. Старалась не делать поспешных выводов. Софи была плохо знакома с правилами о том, как себя вести на следующее утро после любви...
Впрочем, раньше она не думала об этом как о следующем утре. Она была так уверена, что это — новое начало! А не конец.
Она сделала вдох, прижимая ладонь к ребрам. Почувствовала слабую боль.
В конце концов, надо что-то делать. Софи приняла душ, оделась, причесалась. Все это время она ждала, что услышит, как открывается дверь, услышит быстрые, решительные шаги, которые она так хорошо, теперь знала! Низкий, чувственный голос, который вызвал у нее бурный восторг.
В комнате Костаса по-прежнему никого не было. Так же, как и в ее комнате. Так же, как и на всем верхнем этаже.
Он уехал в больницу, сказала она себе. Должно быть, в этом дело.
Она встревожилась. Неужели Элени стало хуже?
Софи покачала головой, стараясь дышать спокойно. Нет. Если бы это было серьезно, Костас рассказал бы ей или оставил записку. Она знала, что он поступил бы именно так.
Тогда почему он не разбудил ее? Не сказал ей, что должен уехать? Или хотя бы набросал записку?
Софи посмотрела на часы и нахмурилась. Она пропустила не только завтрак, но и ленч. Она так устала, что спала крепче, чем ей доводилось спать последние несколько недель.
Что означало: вероятно, Костас уехал несколько часов назад.
Когда Софи спустилась на первый этаж, ей было холодно, несмотря на яркое солнце, которое светило снаружи.
Она никого не увидела ни в столовой, ни в гостиной, ни...
— Kalimera, thespinis.
Софи повернулась и увидела, что из помещения для слуг вышла домработница.