Н. Комсомолец - Салфетка

Вдоволь наигравшись с грудью Верхняя соскальзывает с меня на бок, ложится слева ножками к моему лицу, и ее ступни зависают над моими, жаждущими дальнейших игр, губами. Я, который еще даже не успел понять по настоящему, что у него забрали две таких замечательных игрушки, вижу новые. О Боже! Ножки! Пальчики! Большие и маленькие бугорки и ямки! Мои губы и язычок тянутся теперь уже к ним. Она и тут вначале пытается меня подразнить, но из меня совершенно неожиданно для нас обоих вырывается глухое «Р-р-р-р» и она понимает, что этого зверя так сильно дразнить уже не стоит. И ножки опускаются. Теперь я могу ловить губами пальчики, сосать их, лизать их языком и проникать языком между ними. Ножки взлетают и падают, меняются местами и сдвигаются для лучшего доступа к отдельным их частям, но больше не убегают от меня, давая мне, вволю насладится их лаской. Не только я ласкаю их. Они тоже ласкают меня, не только мой язычок ласкает пальчики, но и пальчики ласкают мой язычок, хлопают по губам, носочки скользят мягко и нежно по щекам и, легким стуком, «здороваются» с носом. А еще, где-то там, на периферии сознания, я чувствую, что Её рука ласкает меня в паху. Мне не нужно это. Я счастлив уже тем, что играю с ножками и пальчиками. Но мне приятен сам факт Её внимания. Я не знаю, сколько это длится. Я вообще уже давно не чувствую хода времени. Но — заканчивается и это. Она опять лежит, тяжело дыша, а я, связанный, безуспешно пытаюсь губами дотянуться хоть до чего-то. Хотя бы поцеловать лодыжку или пяточку. Безуспешно. Успокаиваюсь и опять жду.

Верхняя, наконец, садится на край кровати, спиной ко мне. Видно, что она устала. Проходит еще пару минут, и она ложится рядом со мной. Кладёт руку мне на грудь, а ногу коленом на пах, и смотрит внимательно мне в глаза.

— Ты вроде упоминал, что любишь делать массаж?

— Да, Госпожа, люблю!

— Хитрюга! Повезло тебе, что я так устала. Придется тебя развязать. Нечего бездельничать — будешь теперь ты калории жечь!

— Да, Госпожа, как скажете!

— Вот так и скажу. Сейчас я тебя развяжу и лягу на твое место. А ты давай бери свое масло (или что там у тебя?) и покажи что умеешь, — говорит Она, развязывая мне руки.

— Да, Госпожа! — отвечаю я, перенося руки вперед, и растирая запястья. Потом сажусь и расстегиваю карабин, освобождая ноги.

— Да! Ноги опять сковать не забудь! Ты же не думаешь, что уже заслужил полную свободу?!

— Да, Госпожа, не забуду! — радостно отвечаю я и быстренько бегу к подоконнику, на котором положил пакет с тем, что взял с собой. Достаю оттуда баночку с детским маслом, и возвращаюсь обратно к кровати. Присаживаюсь на кровать и опять сковываю ноги карабином. Потом открываю баночку и брызгаю немного масла на руку. Растираю одну руку об другую, добавляю еще масла и начинаю массажировать ножки. Вначале одну, потом — опять добавив масла — вторую. Начинаю со стоп и, хорошо пройдясь по всем их уголкам и закоулочкам, пальчикам и просветам между ними, постепенно продвигаюсь выше, массажируя вначале лодыжки, потом голени, потом подколенную впадину. Опять добавляю масла. Дальше — ляжки и попка. Площадь приложения усилий намного больше. Масла сразу беру с запасом и продолжаю массаж там. Глажу и давлю, хлопаю и щипаю, все ближе подбираясь к талии. Все хорошо, но со скованными ногами я даже до верха попы уже еле дотягиваюсь. В конце концов скольжу руками от попы выше, по обоим бокам к лопаткам и плюхаюсь грудью на Её ножки, а лицом прямо в ее мягонькую попку. Еле сдерживаюсь сам, и слышу Её тихое, но такое искреннее и довольное «Ох!». Лежу так и боюсь подняться.

— Что? — с трудом спрашивает она, еле выдерживая ровную интонацию.

— Я не могу достать дальше, Госпожа — оковы мешают.

— Сними. И, и, — чувствую, что она с трудом говорит — И продолжай… Садись как удобно…

— Да, Госпожа! — отвечаю я, расстегивая карабин. Забираюсь на кровать, и сажусь на ляжки Верхней. Ноги мои теперь по обе стороны ее тела, а рукам нормально доступна попа, вся спина, шея, и предплечья. Продолжаю массаж. Вначале стараюсь сделать именно жесткий, разогревающий и расслабляющий массаж. Без ударов, но с достаточно сильными воздействиями на мышцы. Делаю это, пока не начинаю чувствовать, что Она уже «поплыла» и явно готова опять получать удовольствие. Мои руки, из жёстких и сильных, становятся нежными и ласковыми. Ладони гладят кожу легко, еле касаясь. Пальцы же вообще порхают над Ней, как нежный ветерок, не столько даже гладя, сколько дразня иллюзией, рисуя на коже фантастические фигуры, то задерживаясь в одной какой-то, доступной мне «зоне», то резко прыгая в другую, то степенно и неторопливо пересекая спину в разных направлениях, то обводя контуры лопаток, позвоночника, отдельных рёбер или мышц. Я чувствую опять поток энергии и желания. И слышу не тяжелое дыхание, а что-то, что больше напоминает мурлыканье кошки, когда её гладят за ушками. А главное, чувствую, что Она уже опять хочет и готова играть.

— Так хорошо, Госпожа? — шепчу я ей на ухо, опуская свой торс на ее спину, и, накрывая Её руки сверху своими руками.

— Да-а-а, — удовлетворенно тянет Она — Кажется, я неправильная Верхняя.

— Почему, Госпожа?

— Потому что, как любит писать на Форуме Вентура, правильная Верхняя не занимается сексом с Нижними.

— Ну, на Форуме много «умных» мыслей мелькает. Если я не ошибаюсь, то другой известный там персонаж — Злой Берукин — всегда настаивает, что секс — это только когда «пися в писю» — улыбаюсь я, — А всё остальное — точно не секс.

— Это очень успокаивает, — смеется Она. — Ну, тогда хочу попробовать фистинг. Сделаешь?

— Постараюсь, Госпожа! Только маловероятно, что уже сегодня получится ввести руку. Это не быстрый процесс, к нему постепенно нужно идти. Но начать можно сегодня. Перевернитесь на спину, пожалуйста! — отвечаю я, соскальзывая с нее влево.

Беру опять масло, обильно поливаю Её лобок и губки, а затем свои руки. И начинаю злостно нарушать формат встречи. Ведь мы договорились, что свитчи остались вне сессии, а тут есть Верхняя и есть Нижний, а фистинг традиционно считается прерогативой Верхних по отношению к Нижним. И хотя это одна из моих любимых практик, но в моей собственной анкете она четко отнесена к моей «Верхней» ипостаси свитча. Вот только, кому какое дело до того, как именно два свитча (и даже это не важно — просто два человека, просто «двое») в постели доставляют друг другу удовольствие?

А мои пальчики уже успели пройтись немного по губкам и клитору Верхней и двое из них смело ныряют внутрь зовущей их к приключениям пещерки. Как два спелеолога они погружаются внутрь неизведанной тьмы. Вначале осторожно нащупывая дорогу, потом начиная проникать вправо и влево, вверх и вниз, вглубь и опять немного назад. Везде находя свои приятные для себя объекты интереса. Где-то — гладкие и упругие, где-то — чуть шершавые и помягче, где-то — бугристые как терка, но мягкие и горячие. Как два мальчишки в только что обнаруженном «бункере» они носятся по всем «коридорам», радостно перекрикиваясь — «Смотри, что я нашел!», «Иди сюда!» и «Вот это да! Ты такого точно еще не видел!», то разбегаясь в разные стороны, то вместе обследуя какой-то особенно приглянувшийся закоулок. И, как и у мальчишек, уже очень скоро у них появляется дикое желание рассказать о своих подвигах и находках друзьям-товарищам, позвать их с собой, провести их везде, выступая уже в качестве «аксакалов», которые здесь уже всё знают и которые самим этим фактом утверждают свое право собственности — «Это НАШ бункер!».