Александра Скотт - Расставания, встречи...

– Несмотря на все твои возражения, я не оставляю надежду уговорить тебя на поездку в Париж…

– Хорошо. – Глаза у Элли загорелись опасным блеском. – Но на данный момент тебе придется принять в качестве ответа слово «нет». Даже в твоей тепличной жизни тебе, должно быть, приходилось с ним сталкиваться. – Она склонила голову, жалея о своей вспышке. Густая грива волос цвета лесного ореха упала ей на лицо. Отступив на шаг назад – высокие каблуки туфель нетерпеливо стукнули по кафельному полу, – она снова подняла глаза. – Продолжая настаивать, ты просто берешь меня измором.

Элли поняла, что наконец задела его. Лицо Конгрива изменилось – губы плотно сжались, глаза потеряли выражение, стали холодными, как зимняя прорубь.

– Никогда не думал, что приглашение на несколько дней в Диснейленд может быть истолковано как навязчивость, а тем более как «взятие измором». Очень вежливо.

– Когда настаивают, не обращая внимания на отказ, это называется навязчивостью. Пора прекратить этот разговор.

– Да. – Она услышала, как Бен глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться, и пожалела о прямоте и грубости своего ответа. – Я просто следую мужскому инстинкту – пытаюсь любым способом заполучить то, что меня привлекает. Тебя, Элли. – Его улыбка была грустной. – Не могу сказать, что я у твоих ног… Вообще не знаю, как определить чувство, которое к тебе испытываю. Просто не могу найти нужные слова. Но, заверяю, приглашая тебя и Чарли в Париж, я имел в виду лишь пользу как для нее, так и для себя. – Снова усмехнувшись, он проронил: – И мне жаль, что ты не едешь.

– Мне тоже жаль. – Ей в самом деле было жаль. Даже больше, чем она предполагала. Элли уже открыла рот, чтобы добавить еще несколько ничего не значащих фраз, когда сверху, над их головами, раздался громкий вопль и маленькая фигурка слетела вниз по лестнице с головокружительной скоростью. Она врезалась в мать так, что обе чуть не покатились по полу. – Дорогая моя! – Элли была ошарашена. – Ради Бога, что случилось? Ты не ушиблась?

Но повернутое к ней личико было искажено не болью, а разочарованием.

– Почему? – бормотала девочка сквозь всхлипы. – Почему мы не можем поехать? Бен ведь хочет отвезти нас в Диснейленд. В Диснейленд! – Голосок угрожающе дрогнул. – А ты не пускаешь меня туда. Уже все дети были в Диснейленде, а я… – Послышались всхлипы и рыдания, пока Чарли искала самую уязвимую точку для последнего удара. – Почему ты не хочешь, чтобы я была счастлива, мамочка?

Она тут же почувствовала, что зашла слишком далеко, – упреки перешли в тихое шмыганье носом где-то в районе маминой юбки. Элли посмотрела вниз, сраженная таким поворотом событий. Так вот что о ней думает ее обожаемая дочурка?

– Чарли… – Бен опустился на корточки. Его голос звучал спокойно, но твердо. – Ты же сама знаешь, что это неправда. Мне кажется, у тебя замечательная мама, так что тебе, скорее всего, стоит извиниться. Я знаю, что ты не хотела так говорить, – иногда мы все говорим вещи, которых совсем не имели в виду, когда расстроены или злы. Я прав? – (Едва заметный кивок подтвердил его слова.) – Ты просто была очень расстроена, так? – (Еще один кивок и горький всхлип.) – И ты хочешь извиниться перед мамой?

– Прости меня, мамочка. – Чарли отошла, и Элли, глядя на нее, поняла, что та готова снова разразиться рыданиями. – Мне так хотелось покататься на всех аттракционах.

– Вот и умница. – Бен улыбнулся и достал носовой платок. – Уверен, что однажды ты обязательно на них прокатишься. А теперь что ты скажешь на то, чтобы пойти наверх и умыть личико? И сразу же спускайся назад, чтобы мы могли попрощаться, прежде чем я уйду, идет?

– А тебе надо уходить, дядя Бен? – Еще один всхлип.

– Мне правда надо идти. – Он снова улыбнулся и протянул ей руку. – Но кто знает! Может быть, однажды я вернусь.

Когда они остались одни, Элли не смогла больше сдерживать уныние и даже не стала сопротивляться, когда Бен обнял ее и слегка сжал.

– Не позволяй ей себя расстраивать. Все дети упрямы – я называю такое поведение «идти своим путем». Мне жаль, что на этот раз я послужил причиной.

– Нет, ты ни при чем. – Она почувствовала, что он все крепче прижимает ее к себе. – Это моя вина – надо было спросить ее. В конце концов, не одну меня приглашали.

– Не говори глупостей, ничего ты не должна. – Бен приподнял ей лицо за подбородок. – Но ты говоришь мне… – Он пытался заглянуть ей в глаза.

В эту минуту дверь приоткрылась, и они увидели Дэвида Меримана, который собирался сунуть конверт в почтовый ящик на двери. Элли густо покраснела.

Дэвид смотрел на замершие обнявшиеся фигуры.

– Элли, мне жаль, что я несколько запоздал с запиской. Лиз и мне очень понравился вчерашний вечер. Еще раз прости, – повторил он, поворачиваясь и сбегая по ступенькам. Они услышали, как зарычал двигатель и машина стремительно умчалась.

Вчерашний вечер? А что было вчера вечером? Элли казалось, что вся ее жизнь летит куда-то в неизвестность с устрашающей скоростью, будто сорванный ветром листок. Второй раз этот человек пришел, чтобы разрушить все, что она создала с таким трудом.

Элли отодвинулась и посмотрела в лицо героя своих грез. Она должна найти в себе мужество сказать, чтобы он уходил. Прямо сейчас.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

– Прости, Бен. – Элли очень старалась быть естественной. Досадно, конечно, что голос дрожит и в нем слышится смертельная усталость. – Не хочу показаться негостеприимной, но у меня сейчас куча работы и почти нет времени.

– И ты бы хотела, чтобы я ушел? – Улыбка Бена была простой формальностью – его холодные серые глаза казались стальными. – Я не перестаю удивляться своим чувствам, с тех пор как мы впервые встретились в Сингапуре. Какие-то странные чувства. Не припомню, чтобы встреча с женщиной давала такой эффект.

В это Элли легко могла поверить, но…

– Извини. – И чего она все время извиняется? Если кому-то и нужно просить прощения, то это ему. У него для этого в двадцать, нет, в сто раз больше причин. – Но я только что сказала…

– Да, что тебе жаль. И что ты занята. И что ты не в настроении – на случай, если мне взбредет в голову налаживать с тобой какие-либо взаимоотношения. Или, возможно, все проще, и у вас с Дэвидом роман. Но я могу дать голову на отсечение… – он не делал больше попыток скрыть горечь, – если бы я был на его месте, если бы хотел поблагодарить тебя за ужин, или что-то еще, то никогда бы не бросил открытку в ящик и не ушел бы, зная, что в этот момент тебя обнимает другой мужчина.

– Дэвид Мериман всегда был ко мне очень добр и внимателен. Не каждый мужчина готов принять чужого ребенка как своего… не вешая при этом ни на кого ярлыки…