Джанет Иванович - Жена по найму

И она подала ему разогревавшееся на плите мясо.

— На десерт слоеный пирог. Управляйтесь здесь сами, а мне надо идти.

Мэгги еще доедала десерт.

— Как тебе удается?

— Удается что?

— Обводить всех женщин вокруг пальца.

— И кого именно, позволь узнать?

— Да всех, включая мать и меня.

— А я тебя обвел?

— Ну, я сопротивляюсь.

— Не надо всех женщин валить в одну кучу, между ними мало общего, с этим надо разобраться детально. Ведь матери всегда балуют своих детей, независимо от того, насколько те испорчены. Девушки, с которыми я учился в школе, их вообще не очень-то обведешь вокруг пальца, а что касается моих подруг после возвращения домой, то им я ничего и не обещал, они, правда, и не просили обещаний, зато старались меня наставить на путь истинный.

И он отправил в рот еще одно печенье.

— А ты просто влюбилась в меня и не знаешь, что с этим поделать.

— Почему ты так решил?

Он улыбнулся.

— Есть много примет: во-первых, ты позволила мне первым зайти в душ сегодня утром, днем стояла на крыльце и смотрела нам вслед. Ну и, конечно, твоя улыбка.

— Ты думаешь, это неопровержимые доказательства?

— Мужчины знают такие вещи.

— Хорошо, признаю, ты свел меня с ума, но не окончательно.

И она вспомнила про «форд», который он отправился чинить сразу после ночи любви. И, взяв свою тарелку, она вымыла ее, чтобы умерить гнев.

— Не провоцируй меня.

— Я стараюсь поднять твое настроение перед танцами.

И совместными с ней усилиями он даже слишком преуспел в этом. Так она думала, стоя обнаженная под теплыми струями душа и позволяя воде ласкать тело. Ей представлялись танцы с Хэнком и настроение поднималось. Теперь Мэгги чувствовала себя хорошо, настолько хорошо, чтобы желать быть особенно красивой сегодня. Поэтому она приложила все свое искусство, придавая волосам наилучший вид. Коснувшись духами самых важных точек, слегка оттенила щеки румянами, затем покрыла губы блеском, наконец подкрасила веки, решив надеть самый романтичный наряд из своего гардероба — черное трикотажное платье с мягко обрисовывающим грудь лифом, стянутое по талии узким ремешком, с широкой ниспадавшей складками юбкой. Закрытое и лапидарное, на Мэгги оно выглядело сногсшибательно. Даже продавщица в супермаркете, где она его покупала, сказала ей, что в нем она очень соблазнительна. И тетя Китти, несомненно, согласилась бы с ней.

Мэгги повертелась перед зеркалом, глядя, как кружится юбка. В этот момент в дверь постучали.

— Мэгги, ты там не умерла? Уже два часа, как ты вышла из душа.

— Неправда, прошло всего сорок минут.

И она последний раз покрутилась перед зеркалом, желая, чтобы он тоже полюбовался.

— Как тебе мое платье?

— Знаешь, это что-то наподобие тех термометров, которые показывают в мультфильмах, когда ртуть ползет по стеклянной трубке вверх, а потом разрывает колбу, фонтаном вырываясь наружу.

— Ух.

Он внимательно посмотрел на отчетливый под джерси абрис твердого соска на ее полной груди, на то, какую соблазнительную расселину образуют мягкие складки ткани, ниспадая по ее бедрам.

— Я не возьму тебя в общество, пока ты не наденешь свободное платье.

Она посмотрела на себя.

— Облегающее платье, ничего особенного, — сказала Мэгги.

Хэнк застонал.

— Я не собираюсь идти с тобой на танцы, пока ты не переоденешься.

— Это мое любимое платье.

— Оно угрожает моему здоровью. Ты даже не представляешь, какой эффект оно вызывает.

Мэгги взглянула на него и улыбнулась хитро, по-кошачьи. Он улыбнулся в ответ.

— Мэгги Тун Мэллон, тебе нравиться мое смущение.

— Чепуха, — засмеялась она, упиваясь новым для себя возбуждением, горевшим под тканью ее красных шелковых трусиков и красивших ее щеки в розовый цвет. Ее возбуждал жадный, вожделеющий взгляд, бархатный тембр, появлявшийся в такие моменты в его голосе. Танцы отступили перед другой возможностью. Он погладил ее обнаженную руку.

— Элси уже ушла, дорогая, и знай, что я видел твой смешок, и он тебе будет дорого стоить.

— Значит, мы одни? — спросила она.

Вместо ответа он посмотрел ей в глаза и она прочла в них нарастающее напряжение страсти, напряжение, подобное тому, что делает из графита алмаз, или формирует из бесформенной массы то, что мы называем сливками общества. Твердость Хэнка Мэллона, по ее импровизированной социально-физической шкале равнялась, приблизительно, твердости антрацита. Он прижал ее к себе и она убедилась, что была права насчет его твердости. В секунду платье черным пятном распростерлось у ее ног, за ним последовала красная полоска бюстгалтера, его руки дрожали у нее на талии, но рот был твердым. Твердым, горячим и ненасытным. Наконец, преодолевая сопротивление Мэгги, решившей держать его на расстоянии вытянутой руки, Хэнк дотянулся и сорвал с нее трусики-бикини. Подхватив ее на руки, он понес на постель. Оказавшись в спальне, вместе они имели одинаковое количество одежды.

— Мэгги, я не шучу с тобой, для меня это не просто физическая близость, а нечто требующее обязательств.

И он мягко опустил ее на кровать.

Она хихикнула:

— Каких?

— Женитьбы.

Его руки гладили ее набухавшие груди, ласкали соски, и ее удивили его слова, когда приятное тепло, разливаясь, проходило по ее телу, а груди увеличивались от его прикосновений.

— Мы должны обсуждать это прямо сейчас? Может, отложим, а то мне трудно сосредоточиться.

Хэнк подумал, что в этом он имел преимущество, но было бы нечестно говорить о замужестве женщине, целиком захваченной в плен страстью. И хотя это было трудно, но он отчаянно желал во что бы то ни стало вырвать из плена ее ощущений, разрушить преграду, стоящую между ними. Медленными, размашистыми движениями он входил в нее, шепча слова любви, лаская кончиками пальцев, пока Мэгги не впала в неистовство. Она была уже на краю, он — на грани помешательства. Сжав зубы, Хэнк старался сдержать окончание страсти. Ведь он был серьезен, делая предложение. Ему не хотелось любить фиктивную жену.

— Ты меня любишь, Мэгги?

Он хотел знать, хотел слышать от нее ответ.

Она смогла лишь опустить веки. Мэгги хотела сказать ему, закричать в ответ о своей любви, но слова застревали в горле, и она только согласно кивала головой.

— Ты выйдешь за меня?

Она облизала распухшие губы.

— Выйти по-настоящему?

Хэнк увидел сомнение, вспыхнувшее в ее глазах, почувствовал нерешительность и поцеловал ее долгим, глубоким поцелуем. С трудом сдерживая страсть, он продолжал, тем не менее, обольщение. Рот его двинулся к ее ключице, легкими касаниями скользнув по груди, замер на животе в продолжительном поцелуе. Вздохнув, она закрыла глаза. Хэнк снова спросил ее: