Дорис Смит - Песня, зовущая домой

— Если позволите, — серьезно сказал Адам, — почему бы не начать с того же, с чего начал старик Ной — каждой твари по паре?

— Не совсем понимаю, для чего этот разговор. — Я снова стала перебирать кусочки, один, ярко-оранжевый, отложила в сторону. Слишком похоже на нейлоновые кудри будущей владелицы. А вот этот лучше — бледно-зеленый в желтую елочку.

Однако Адам, по-видимому, не собирался ничего объяснять, и я решила сменить тему.

— Это правда, что Колин Камерон завтра не приедет?

К моему раздражению, он только хмыкнул.

— Что тут смешного? — спросила я.

— Смешного? Ровным счетом ничего. Йен и Руфь вполне отвечают вашим требованиям. Только, пожалуй, вам надо и Магду принять в расчет.

Что было дальше, я не совсем хорошо помню. Один момент я сидела на высоком табурете, разложив на своей бело-оливковой юбке кусочки твида цвета радуги, в следующий — пол был усыпан обрезками, как лес листьями в осенний день, и я вскочила, ощущая жар в щеках, на лбу и в корнях волос.

— Я этого не потерплю, Адам, слышите, не потерплю! Даже в шутку!

Невероятным образом серые мечтательные глаза чуть ли не впервые за все время нашего знакомства глядели так, как будто они видели меня и только меня.

— Вам надо чаще это проделывать, — заметил Адам. — А я-то все эти годы считал вас такой уравновешенной.

— Уравновешенная девушка … — Эти слова два с половиной года хранились в крепко застегнутом кармашке в моем сердце. Они были воплощением вечерних сумерек и огня очага, открывающейся двери и приветственной улыбки. Но сейчас они звучали как насмешка. Конечно, при моем-то росте, пять футов девять дюймов, сентиментальность мне вряд ли шла, значит, так мне и надо.

— Вам надо проделывать это гораздо чаще, — медленно произнес Адам. — Начиная с этого момента. — Он протянул руку и погладил меня по щеке, потом наклонился и поцеловал.

— Чем я это заслужила? — еле выговорила я.

— Сейчас скажу, — медленно произнес Адам. — У вас такое лицо, которое мужчина хочет увидеть, возвращаясь домой. — Он долго и с серьезным видом смотрел мне в лицо, наклонив голову на сторону. — Деб, вы сделаете то, что я попрошу?

— Возможно. — Я все еще не верила в происходящее. Это было частью вечера световых эффектов; сейчас возник еще один, создаваемый лампой с медно-красным абажуром. Красноватый. Возбуждающий.

— Когда Колин Камерон приедет завтра — и в следующее воскресенье, и в остальные, можете вы… быть с ним поласковей? — спросил Адам.

— Могу ли я… — я не закончила фразу. — Что вы имеете в виду?

— Я хочу, чтобы вы были ласковы с ним, — повторил Адам. — Это не должно составить труда. Он не такой уж отвратительный. Я не требую от вас чего-то такого, чего вы будете стыдиться, — нетерпеливо добавил он. — Только проявите к нему интерес. Он пойдет вам навстречу, я его знаю.

— Только проявить интерес! — задохнулась я. — И я совсем не должна этого стыдиться! Только проявить интерес к чужому мужу!

— О, по-моему вы преувеличиваете, — небрежно произнес Адам. — Уже восемнадцать месяцев, как Энн умерла. — Свет поменялся, или действительно его лицо вдруг потемнело?

— Энн? — удивленно повторила я.

— Энн Камерон. Его жена.

Казалось, все замерло. Я слышала, как по улице проехала машина. Где-то сонно зачирикала пичужка. У близнецов нет матери, думала я. Передо мной встало смущенное лицо Йена в тех двух случаях, когда я о ней упоминала. Я вспомнила мистера Невидимку в самолете, это странное впечатление замкнутости, это притворное спокойствие, эту отчужденность. Я сказала.

— Я ничего не знала. Я считала, что Магда…

— Его невестка. Ее мужем был старший брат Колина.

— Был?

— Да. Он служил в Адене, в Аргильском полку. Убит десять месяцев назад.

— Как это ужасно! — В одной семье две трагедии с промежутком всего в восемь месяцев.

— Ничего не поделаешь, — сухо сказал Адам. — До того времени у Камеронов все шло гладко. Мать и отец в Ланаркшире, живы и здоровы, Джим с семьей в Канаде, Джин с семьей в Ангусе, и сам золотой голос ужасно знаменит. У Гордона с Магдой, — добавил он, видя, что я собираюсь спросить, — детей не было.

Я была не так заинтересована во всей саге о Камеронах, как в ее части, относившейся к двум парам темных фиалковых глаз. Я задумалась о том, многие ли его почитатели знали, что Колин Камерон — вдовец. Ведь в журнале было написано «У четы Камерон есть сын и дочь, Йен и Руфь, близнецы. Им по четыре года». Конечно, это был старый журнал.

— Так что видите, — продолжал Адам, — в моей просьбе нет ничего… особенного. Фактически вы окажете четверым людям услугу.

— Услугу? — переспросила я.

— О, вам все надо разжевать? Колин и Магда быстро сближаются, что было бы катастрофой, поверьте мне. — По тому немногому, из чего я могла оценить отношение Магды к детям, я вполне готова была ему поверить.

— Я знаю, вам очень нравятся близнецы, — настаивал он.

— Очень, — созналась я.

— Как вы думаете, какая мать могла бы из нее получиться?

— Может, совсем даже неплохая, — предположила я.

Адам издал презрительный звук.

— Позвольте мне судить об этом, Деб. Ее чувства к детям также уместились бы на кончике булавки.

Я молчала. Невероятно, какая буря возмущения поднялась во мне из-за двоих детишек, которых я впервые встретила всего шесть дней назад. Вам должно быть это известно, Колин Камерон. Не делайте этого. Вы принадлежите им.

— Поймите правильно, Деб. Как я уже говорил, в этом нет ничего особенного. — В нереальном, угнетающем свете настольной лампы лицо Адама казалось почти лицом фанатика. — Ясно, вы не отнесетесь к этому серьезно, у вас же есть свои планы на будущее. — По моей спине побежали ледяные мурашки. — Но он тоже, поверьте мне. — Он ощутил мое недоверие. — Когда вы ближе узнаете Колина, вы поймете. Он такой же ребенок, как Йен. Все, чего я хочу, — это чтобы вы его немного отвлекли. Магда никогда не позволит, чтобы ее оставили. Если она только почувствует, что такое может случиться, она сама уйдет. Вы окажете услугу и ей, и Колину, и прежде всего детишкам. Наверняка вы это понимаете.

— Хотела бы я суметь это сделать, — с сожалением сказала я. — Не то что бы я могла привлечь внимание Колина Камерона, но хотелось бы мне, чтобы смогла.

— Значит ли это, что вы отказываетесь? — резко спросил Адам.

— Не могу, — мягко поправила я. — О, я так же, как и вы, не хотела бы этого. — На мгновение я представила себе голубые глаза, встретившие мой взгляд над долькой шоколада в ожидании посадки, которая могла для всех нас стать роковой, — ясные, откровенные и еще — такие детские. Могла ли я им лгать, притворяться, что он меня интересует. Я любила его детей, но это было другое дело. Дальше этого я не заглядывала, и все, что мне оставалось, — это прибегнуть к своей обычной молитве: «Пожалуйста, Господи, пусть я всегда-всегда буду любить папочку. Аминь». Папу, которого однажды не повысили, потому что он был в принципе не согласен с чем-то, на чем настаивала квалификационная комиссия.