Донна Клейтон - Мозаика жизни

Наконец, когда она не могла больше выносить тяжелое томление в глубинах своего суще­ства, Дженни открыла глаза. Поднялась, пере­плела пальцы у него на затылке и приоткрыла рот.

Люк хотел прошептать ее имя, но успел произнести только первый слог. Их губы со­мкнулись. Огненный взрыв пронзил Дженни до самых пяток.

Не успела Дженни сообразить, что происхо­дит, как рубашка Люка оказалась полностью расстегнута, а она перебирала волоски на ши­рокой мощной груди. Ее топик легко сосколь­знул с тела, кружевной лифчик был уже на земле.

Его рука мягко скользила по ее животу, проникнув под пояс джинсовых шортов. Кон­чики пальцев проследили тонкую линию резин­ки трусиков. Она стонала, побуждая его про­должать. Вот он расстегнул пояс, опустил мол­нию на шортах, распахнул их.

Не сознавая, что делает, Дженни изогнула бедра и медленным движением, полным стра­сти, приблизила свое тело к его пальцам. Глаза у него расширились. Он громко втянул воздух.

Загородив собою солнце, наклонился и по­целовал ее в губы. Его пальцы описывали кро­хотные круги вокруг пупка. Дженни таяла от его прикосновений. Она положила ладони на его руки и вела его ниже, ниже, ниже. Их взгля­ды были прикованы к этому чувственному путе­шествию рук.

На какую-то долю секунды Люк остановил­ся. Она поймала его взгляд и увидела в его глазах мольбу о прощении. Дженни нахмури­лась. Что-то порвало тонкую натянутую нить, которая секунду назад связывала их, делала Джен­ни и Люка почти одним существом.

—В чем дело? — спросила Дженни. — Что-то случилось?

—Нет, ничего.

Два коротких слова, казалось, причинили ему физическую боль. Чувственный туман, об­волакивавший ее мозг, быстро испарился. Люк явно избегал ее взгляда.

—Люк?

Он по-прежнему отводил глаза.

—Ничего, — повторил он. Люк явно силил­ся вернуть жар страсти, который окутывал их, точно толстый капюшон. Он взял ее руку и на­чал нежно целовать пальцы. Но ведь было мгновенное колебание, и оно оставило следы. Притаилось, будто грозовые облака на горизон­те. Последнее место, до которого дотронулся Люк, прежде чем замер, — нижняя часть ее живота. Сомнения насчет ребенка — вот что заставило его остановиться! Дженни в этом не сомневалась.

—Ничего не получается. — Она выдернула свою руку и попыталась сесть.

—Дженни, подожди. — Он наклонился над ней. Тяжесть его тела не давала ей подняться. —Я хочу, чтобы получилось. Мы можем сделать так, чтобы получилось.

—Разве ты не видишь, что это невозможно? — закричала она, стараясь как можно быстрее одеться.

Откуда взялись эти идиотские слезы? Джен­ни смахнула одну, самую крупную.

—Мы ничего не можем сделать. У нас ниче­го не получится, — дрожащим голосом продол­жала она. — Пока отцовство ребенка под во­просом.

—Тут нет вопроса. — В черных глазах сверк­нуло упрямство.

Чириканье птиц подчеркнуло напряженное молчание.

—Я вижу сомнение в твоих глазах, — спо­койно сказала Дженни. — Вижу его на твоем лице. Ради Бога, пойми: ты не можешь кос­нуться меня без того, чтобы тебя не начало грызть сомнение. Ты не умеешь скрывать свои чувства. — Она с минуту изучала его лицо. — Если хочешь, можешь лгать себе. Мне солгать ты не можешь. Я читаю тебя как книгу.

—Ты всегда читала меня как книгу. — Он выглядел таким убитым, что у Дженни разры­валось сердце.

Она коснулась его руки.

—Люк, между нами что-то есть. Что-то уди­вительное. Но разве ты не видишь? Мы не мо­жем позволить, чтобы нас поглотили эти чувства! В особенности теперь, когда есть третий, о котором надо позаботиться.

—Чад! — Он будто выплюнул имя брата. На лицо легла мрачная тень.

—Я думаю, — она медленно покачала голо­вой, — о малыше. Ведь ты не хочешь держать ребенка на руках и не быть уверенным, отец ты или дядя?

Лицо Люка прояснилось. У Дженни созда­лось впечатление, что он собирается сказать, будто ему это неважно. Но он молчал. И она насторожилась.

—Для меня это важно. — Она встала и под­няла корзинку. — Очень важно.

Люк вскочил и ласково отобрал у нее кор­зинку.

—Мы с этим справимся, — пообещал он, взяв ее за руку.

Когда впереди показался дом, солнце уже стояло высоко в небе. Температура все повыша­лась. От жары и долгой ходьбы Дженни чув­ствовала себя отяжелевшей, усталой, неуклю­жей. Скорей бы принять холодный душ и не­много полежать у себя в комнате.

Шагах в пятидесяти от дома Люк остановил­ся и посмотрел на жену.

—Мне надо что-то тебе сказать.

Дженни подавила вздох. Она так устала! У нее просто нет сил снова обсуждать их пробле­мы.

—Мы стали ближе, ты и я, — совсем спокойно продолжал он. — В попытке расставить все по местам мы обнаружили, что между нами что-то есть. Да, пусть это чисто физическое, но это уже кое-что. И влечение, которое мы испы­тываем, поможет нам стать еще ближе. — Он наклонился и прижался к ее щеке нежным и чувственным поцелуем. — Я уже совсем бли­зок, — прошептал Люк.

У Дженни вспорхнуло сердце.

В этот момент их окликнул с парадного крыльца Чад. Они оглянулись. Люк крепче сжал ее руку, и это движение собственника не ус­кользнуло от ее внимания.

—Тебе звонили, — сказал Чад, когда они подошли ближе. — Сообщения у тебя на столе.

—Спасибо. — Люк повернулся к Дженни. — Увидимся позже, хорошо?

Она кивнула. Внезапно ее охватило предви­дение опасности от перспективы остаться на­едине с деверем. Когда дверь за Люком закры­лась, Чад, словно обвинитель, уставился на нее.

—Что здесь происходит? — спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжал: — Куда вы вдво­ем ходили?

—Чад, мне жарко. И я хочу пить. У меня нет сил. — Дженни подавила вздох и, просколь­знув мимо него, вошла в дом.

—Почему он поцеловал тебя? — Деверь шел за ней по пятам.

Дженни попыталась встать на место Чада. Понятно, что его огорчила картина, как Люк держит ее за руку и целует в щеку. Но она не собиралась отказываться от чувства, которое пи­тала к мужу. Хотя не стоит и выставлять напо­каз сексуальное влечение, которое они с Люком испытывают друг к другу. Это только бы оби­жало Чада, что тоже не входит в ее намерения. Но и правду нельзя искажать. Чем раньше Чад поймет положение, тем лучше для него.

—Он мой муж, Чад. — Дженни направилась прямо в кухню. — Мужья целуют своих жен.

Он грубо схватил ее за плечо и повернул ли­цом к себе.

—Люку не следовало целовать тебя!

—Это ничего не значит, — выдохнула она, презирая себя за ложь. Ведь она только что по­обещала себе не искажать правду.

—Ничего? — Он многозначительно посмот­рел на корзинку, которую Люк оставил на столе в кухне. — Вы брали с собой еду, отправляясь на небольшую утреннюю прогулку? Вы вдвоем устроили счастливый утренний пикник!