Люси Монро - Мое седьмое небо
– Однозначно.
– Даже если мы разведемся, – уточнила она.
Он крепче прижал ее к себе:
– Особенно в этом случае.
Казалось, Максвелл не замечает, как крепко прижимает к себе Роми. Вероятно, он действовал бессознательно.
Может быть, Макс не хотел думать о расторжении брака, на который она еще не согласилась.
Она внимательно посмотрела на него из-под ресниц:
– Ты хочешь продолжить проверку на совместимость?
В его глазах вспыхнул огонь, Макс даже не улыбнулся. В ответ он просто наклонился, подхватил Роми на руки и без промедления направился в спальню. Она обхватила рукой его широкие плечи и наклонилась вперед, покрывая нежными поцелуями его шею.
Роми глубоко вдохнула аромат его тела. Максвелл снова побрился перед ужином и использовал лосьон после бритья с древесным ароматом.
Она провела языком по его коже, чувствуя свежий и соленый привкус.
Как только они оказались в спальне, Роми высвободилась из рук Максвелла.
– Что ты хочешь? – спросил он.
Она указала на большое коричневое кожаное кресло с таким же пуфиком в углу:
– Сядь вон там.
Он посмотрел на нее с сомнением, но спорить не стал. Кресло было достаточно большим, чтобы вместить их обоих.
Она начала отодвигать пуфик коленом, и Макс пришел ей на помощь, оттолкнув его ногой.
– Спасибо, – сказала она, а он только пожал плечами. Она потянула подол его майки. – Вот это нужно снять.
После ужина Максвелл надел пижамные брюки и черную, полосатую майку.
Ей нравилось смотреть, как майка облегает его мускулистое тело, но больше всего ей хотелось видеть его обнаженным.
Макс снял и бросил майку в сторону, потом взялся руками за пояс пижамных штанов:
– Их тоже снимать?
Она кивнула, радуясь, что он ей подыгрывает. Когда Максвелл полностью разделся и сел в кресло, она опустилась перед ним на колени. Он раздул ноздри и стиснул зубы.
– Тебе нравится видеть меня в таком положении, – поддразнила она его хриплым от желания и предвкушения голосом.
Он уставился на нее горящими серыми глазами:
– Ты нравишься мне с любом положении.
– Я тебе верю. – Коснувшись его коленей, она произнесла: – Разведи ноги пошире.
– На этот раз ты хочешь доминировать? – спросил он, нисколько не сопротивляясь. Скорее, он был заинтригован.
– Я хочу поэкспериментировать, – сказала она, потом быстро прибавила: – Но не думай, что я отношусь к тебе, как к подопытному кролику.
– Я знаю. – Он расставил ноги, представляя ее взору набухающий член. – Я в твоем распоряжении.
– Как мило, – нахально произнесла она.
– Все для тебя.
– Значит, это все только для меня, да?
– О, да, – решительно ответил он.
Роми казалась Максвеллу особенной, и он признался ей в этом, несмотря на свое предвзятое отношение к любви.
Она не понимала, как ей удастся не полюбить этого человека всем сердцем.
Не в силах дальше сдерживаться, Роми протянула руку и провела руками по его ногам, а потом пальцем по его члену.
Максвелл простонал:
– Ты сводишь меня с ума. По-моему, я на пределе.
У нее перехватило дыхание.
– Мне так нравится тебя дразнить. Я обожаю наблюдать за тем, как ты теряешь голову.
Он оперся руками о подлокотники кресла, раскрываясь навстречу ласкам Роми. Она покачала головой не в силах говорить.
Максвелл был совершенен. И соблазнителен. Она изнемогала от искушения.
Роми принялась его ласкать и с радостью услышала, как Максвелл снова простонал.
– Как мне нравится к тебе прикасаться, – сказала она.
Он хищнически и торжествующе усмехнулся:
– Я знаю, дорогая.
Внезапно он запустил руки в ее волосы:
– Остановись, Роми. Пожалуйста, дорогая.
Она отстранилась от него с неохотой, а он покачал головой, словно не верил в происходящее.
Он медленно расстегнул ее рубашку, коснулся руками ее груди и стал потирать соски пальцами. Вдруг он с поразительной легкостью приподнял Роми и усадил себе на колени. Она уперлась руками в его грудь.
Максвелл прижал ее к себе и стал ласкать между ног. Дыхание Роми стало прерывистым, она тихонько простонала. Внезапно он обхватил ее руками за бедра и резко вошел в нее.
Роми принялась ритмично двигаться. Каждое движение ее бедер дарило ей и Максвеллу волну нарастающего экстаза. Они достигли кульминации почти одновременно, переполняясь восторгом и устало прижимаясь друг к другу.
Роми не знала, как долго они сидели не двигаясь.
В конце концов Макс произнес:
– Мы снова не предохранялись.
– Будем надеяться, что обойдется, – сказала она.
– Нам следует быть осторожнее.
Она кивнула у его груди:
– Может быть разложим презервативы по всей спальне?
– Тогда уж лучше по всей квартире, – ответил он.
Она усмехнулась, чрезмерно гордясь своей властью над Максвеллом. Он думает, что они могут потерять голову от желания в любой комнате в любое время. От человека, привыкшего контролировать всех и вся, такое признание можно считать комплиментом.
– Ты довольна собой, да? – спросил он с улыбкой.
– Все никак не пойму, куда подевалось твое хваленое хладнокровие, – скромно ответила она.
Максвелл рассмеялся. И только в этот момент, услышав обиженные нотки в его тоне, Роми поняла, как много значит для него самоконтроль.
– Ты испытываешь меня на прочность, – произнес он.
– Так мы подходим или не подходим друг другу? – насмешливо спросила она, ничуть не беспокоясь по поводу его ответа.
– А то ты не знаешь! – Он наклонил голову, их взгляды встретились. – Ты чертовски соблазнительна, Роми.
– Я знаю.
– Твой отец тебя избаловал.
– Избаловал, но не испортил. Так папа всегда говорит.
Максвелл тепло улыбнулся, молчаливо соглашаясь с Грейсоном-старшим.
* * *Гарри Грейсон позвонил в девять вечера и расплакался, разговаривая с Роми. Но он пообещал постараться выполнить все предписания врачей.
– Я знаю, тебе трудно, – сказала она.
В знак несогласия он заворчал, а потом произнес:
– Мне будет труднее потерять дочь из-за собственной слабости.
– Я никуда не денусь.
– Однажды, глядя на то, как я себя разрушаю, ты захочешь меня бросить.
Его слова потрясли ее.
– Нет.
– Да. – Он вздохнул, стараясь приободриться. – Слушай, котенок, я всегда хотел, чтобы ты была счастливой.
– Я знаю.
– Ты не будешь счастливой, если я стану медленно убивать себя бурбоном даже самого высокого качества.
– Хм, да. Качество выпивки не уменьшает ее вред.
– Ты заботишься обо мне. – Он вдруг заговорил как человек, который воспитывал Роми до того, как пристрастился к бутылке.
– Я люблю тебя, папочка.
– И я люблю тебя, котенок. Люблю так сильно, что готов лечиться от алкоголизма.
